Проблема символа в современной философии

Переходя теперь к Кассиреру, заметим: меньше всего он желал бы такой утраты. И в этом-кардинальное отличие его от французского философа. "Философия символических форм" основана на убеждении, что культура во всем многоразличии ее проявлений есть не что иное, как "место духа в природе", феноменологически истолкованное "умное место" Платона. Мы не будем останавливаться на критике методологических принципов кассиреровской философии, в нашей литературе это уже в значительной степени осуществлено; можно отослать читателя к замечательным работам К С. Бакрадзе, А. С. Богомолова, Б. Т. Григорьяна и др. По поводу же самой символической концепции немецкого философа заметим прежде всего: ориентация на культуру позволила Кассиреру в отличие от Бергсона дать солидное истолкование как "естественных наук", так и "наук о культуре". Не природа в себе, свершающаяся в автономном ритме эволюции, стала предметом исследования Кассирера, но, говоря словами Маркса, "очеловеченная природа"; он, бесспорно, согласился бы с Марксом в утверждении, что "природа, взятая абстрактно, изолированно, фиксированная в оторванности от человека, есть для человека ничто" [95]. Но согласие это-лишь исходная точка соприкосновения; интерпретация отмеченного факта идеалистом Кассирером существенно отличается от марксистского объяснения.

Кассирер прав, выдвигая задачу исследования "символических форм" как важнейшую задачу культурной типологии. Прав он и в подчеркивании роли "символа" как важнейшего инструмента культурного освоения мира - "очеловечения природы". Неправ он в истолковании этих форм, в абсолютизации этой роли. Критика наша коснется двух существенных моментов его концепции: учения об образовании символа и учения об автономности символа.

Бесспорно, с одной стороны, что в вопросе об образовании символа Кассирер не может избежать проблемы "схематизма" Символ, понимаемый как априорная форма, проявляющаяся в чувственном, должен быть оправдан с точки зрения самой возможности этого проявления. Ответ Кассирера мы уже приводили. Критикуя гартмановскую концепцию психо-физической проблемы, являющейся, по его словам, "прообразом и образцом чистой символической реляции", он усматривает ошибку Н. Гартмана (и метафизики вообще) в самой постановке вопроса. Искать "общий корень" или связь между обоими разнородными элементами вне этих элементов значит, по его мнению, предполагать их разъятость, т. е. выдавать мысленную абстракцию за нечто реальное. Между тем связь изначальна и она есть опытная очевидность; метафизика не может найти ее, потому что она заведомо ее разрывает [96]. Надлежит, стало, быть, перенести проблему в сферу феноменологии и тем самым упразднить необходимость какой-то "потусторонней" связи. "Отношение "явления" к выражаемому в нем душевному содержанию,-говорит Кассирер,-отношение слова к представляемому им самим смыслу и, наконец, отношение любого абстрактного "знака" к содержанию значения, на которое он указует,-все это не имеет сходства с со-положностью вещей в пространстве, с временной последовательностью событий или с проистечением реальных изменений друг из друга; его специфический смысл лежит в нем самом и не может быть пояснен через внешние аналогии, которые становятся "возможными" в силу самого его наличия" [97]. И хотя Кассирер ссылается на Л. Клагеса, давшего, по его словам, "выразительную формулировку" проблемы, в данном случае гораздо более существенна связь его с Наторпом и Гуссерлем. Именно Наторп в своем исследовании о Платоне, которое, но словам А. Ф. Лосева, "раз навсегда забило кол в ту грубейшую метафизику, в свете которой часто излагали учение Платона об идеях" [98], дал чисто трансцендентальное изъяснение платоновских идей, устраняющее их "потусторонность" и все парадоксы критики ("тритос антропос" Аристотеля, например). Наторпу обязан Кассирер своим основополагающим принципом, принципом "реляции", применяемым и в данной проблеме [99]. С другой стороны, очевидна и связь с Гуссерлем, "основательные заслуги" которого Кассирер отметил во Введении ко 2-му тому "Философии символических форм". Ибо перенос проблемы в сферу феноменологии означает не что иное, как утверждение единства сущности вления в самообнаруживании явления. Но у Гуссерля обнаруживается именно "вещь"; эйдос вещи и есть сама вещь во всей своей смысловой и неуничтожимой полноте, тогда как у Кассирера вещь растворяется в отношении; это коренной принцип его "логического идеализма" и выявляет нам коренной порок его концепции.