|
[265] тами (????????, называет их Уорбертон, элементы или буквы), запертыми в иероглифической сокровищнице, примерно как письменная речь заимствует ресурсы из письменного языка: «И вопрос в том, каковы основания и правила толкования, из которых исходили онейрокритики, когда, приснись человеку дракон, толкователь уверял его, что сие означает величество; змея — болезнь,., лягушки — самозванцев». Как тогда поступали герменевты той эпохи? Они советовались с самим письмом: «Ранние снолкователи не были обманщиками или самозванцами, но, подобно первым официальным звездочетам, были суевернее своих ближних, и потому первые делались жертвами собственных заблуждений. Но предположим даже, что были они записные мошенники под стать любому из своих последователей; так и так для первого же представления им нужно было раздобыть подходящий для их промысла товар, а этим никак не могло быть буйное воображение каждого в отдельности человека. Покупатели стали бы искать в основании их отгадываний какую-нибудь известную аналогию, которой придавало бы почтенности долгожительство под сенью тайной премудрости, сами же отгадчики столь же естественно прибегли бы к признаному авторитету, дабы найти опору для своей науки. Но какая еще аналогия, какой же еще авторитет то мог быть, если не символические иероглифы, уже ставшие тогда чем-то священным и таинственным? Видимо, здесь естественное разрешение нашей трудности. Символическая наука... служила основанием для их толкований». Здесь вмешивается фрейдовский разрыв. Несомненно, Фрейд думает, что сновидение перемещается подобно первоначальному письму, инсценируя слова без своего порабощения ими; несомненно, он имеет в виду модель письма, несводимую к речи и содержащую, как и иероглифика, пиктографические, идеограмматические и фонетические элементы. Но он превращает психическое письмо в настолько изначальное изделие, что в сравнении с ним уже письмо, которое, казалось бы, возможно понимать в собственном смысле слова, письмо кодированное и видимое «в мире», оказывается не более, чем его метафорой. Психическое письмо, например письмо сновидения, которое «следует древними торениями», простой момент в регрессии к письму «первичному», не поддается прочтению ни в каком коде. Конечно, оно работает с массой элементов, которые были кодифицированы в ходе индивидуальной либо коллективной истории. Но в его операциях, его лексике и синтаксисе неустраним чисто идиоматический остаток, который должен нести на себе все бремя толкования в общении между бессознательными. Сновидец изобретает собственную грамматику. Нет никакого означающего материала или предварительного текста, использованием которых он бы ограничился, пусть даже он никогда не лишает себя этого. Вот где сказывается, при всем их интересе, — 248 —
|