Опыт о человеке

у этих терминов и имен нет объективных коррелятов, их ре­альная задача — не описывать вещи, а пробуждать чело­веческие эмоции, не только выражать идеи или мысли, а по­буждать человека к действиям.

Так мы приходим к тройственной концепции функций и значения языка: мифологической, метафизической и праг­матической. Но все эти походы в некотором смысле бьют мимо цели, поскольку им не удается заметить одну из наи­более значимых черт языка. Самые элементарные челове­ческие высказывания не соотносимы с физическими вещами, но не являются лишь произвольными знаками. Альтернатива

по природе или по соглашению к ним не применима. Они “естественны”, а не “искусственны”, но они не имеют отношения к природе внешних объектов. Не зависят они и от соглашения, равно как и от привычек или обычаев, — они укоренены гораздо глубже. Они непроиз­вольно выражают человеческие чувства, возгласы и воскли­цания. И вовсе не случайно эту теорию происхождения языка из междометий ввел естествоиспытатель. Величайший ученый среди древнегреческих мыслителей, Демокрит был первым, кто выдвинул тезис, что человеческая речь произо­шла от некоторых звуков чисто эмоционального характера. Позднее под влиянием Демокрита той же точки зрения при­держивались Эпикур и Лукреций. Это воззрение оказывало постоянное воздействие на теорию языка. Позднее, в XVIII в., оно появилось почти в том же самом виде у таких мыслителей, как Вико или Руссо. С научной точки зрения большие преимущества этой “теории междометий” понять легко. Здесь, похоже, нам больше нет нужды обращаться < чистой спекуляции. Мы обнаружили некоторые проверяе­мые факты, и эти факты не ограничиваются человеческой сферой. Человеческая речь может быть сведена к основным инстинктам, которыми природа наделила все живые суще­ства. Неистовые крики — страха, ярости, страдания или ра­дости характерны не только для человека, они распростра­нены повсюду в животном мире. Кажется, так естественно сводить социальный факт речи к общему биологическому основанию. Если мы примем тезис Демокрита, его учени­ков и последователей, семантика перестанет быть особой областью знаний и превратится в раздел биологии или фи­зиологии.

Однако и теория междометий не могла достичь зрелос­ти, пока сама биология не обрела новую научную основу. Недостаточно было связать человеческую речь с некоторы­ми биологическими фактами: требовалось найти универсаль­ный принцип такой связи. Этим принципом стала теория эво­люции. При своем появлении книга Дарвина была встречена с величайшим энтузиазмом не только учеными-естествоис­пытателями, но также и лингвистами. Август Шлейхер62*, первые сочинения которого рисуют его как последователя и ученика Гегеля, стал приверженцем Дарвина6. Сам Дарвин в трактовке своего предмета всегда придерживался позиции естествоиспытателя. Общий метод его, однако, был легко применим к сфере лингвистики, языковых явлений, в кото­рой Дарвину удалось открыть неведомые дотоле пути. В книге “Выражение эмоций у человека и животных” Дарвин показал, что экспрессивные звуки и акты управляются не­которыми биологическими потребностями и используются в соответствии с определенными биологическими прави­лами. Рассматриваемая с этой точки зрения старая загад­ка происхождения языка могла быть истолкована строго эмпирически и научно. Человеческий язык перестает быть “вещью в себе” и становится общей естественной способ­ностью.