Опыт о человеке

Древнейший язык — инструмент, трудный в обращении, особенно с религиозными целями. Человеческий язык спо­собен выразить абстрактные идеи лишь с помощью мета­форы; без преувеличения можно сказать, что весь словарь древней религии состоит из метафор... И это постоянный источник недоразумений, многие из которых так навсегда и остались в религии и мифологии древнего мира”1.

Вряд ли, однако, можно правильно понять эту важней­шую человеческую деятельность, если рассматривать ее лишь как уродство, своего рода душевную болезнь. Нет ни­какой необходимости в столь странных и искусственных тео­риях, чтобы увидеть, что язык и миф в первобытном мыш­лении действительно братья-близнецы: оба они основывают­ся на подлинно всеобщем и изначальном человеческом опыте, опыте не физической, а скорее социальной природы. Задолго до того, как ребенок научился говорить, были от­крыты другие, гораздо более простые средства общения че­ловека с другими людьми. Крики беспокойства, боли и го­лода, испуга или ужаса, распространенные повсюду в орга­ническом мире, начинают приобретать новую форму. Это уже не просто инстинктивные реакции, поскольку они ис­пользуются с осознанным намерением. Когда ребенок ос­тается один и начинает с помощью более или менее членераздельных звуков требовать присутствия кормилицы или матери, он скоро узнает, что эти требования ведут к жела­емому результату. Первобытный человек распространяет этот первый элементарный социальный опыт на все миро­здание. Природа и общество для него не только связаны теснейшими узами — они образуют взаимосогласованное и нерасторжимое целое: четко очерченной разделительной линии между этими двумя областями просто нет. Сама при­рода — не что иное, как огромное общество — общество жизни. С этой точки зрения мы легко можем понять исполь­зование и специфическую функцию магического слова. Вера в магию основана на глубоком убеждении во всеединстве, целостности жизни2. В первобытном сознании социальная власть слова, находящая бесчисленные подтверждения в опыте, становится естественной и даже сверхъестественной силой. Первобытный человек чувствует себя окруженным всякого рода видимыми и невидимыми опасностями. У него нет надежды преодолеть эти опасности одними лишь фи­зическими средствами. Мир для него не мертв и не безмол­вен — он может его слышать и понимать. Значит, если пра­вильно обратиться к силам природы, они не смогут отказать ему в помощи. Ничто не устоит перед магическим словом, carmina vel coelo possunt deducere lunam*.