|
Отдельные вещи смертны, подвержены старению, они могут быть отняты у нас и отнимаются на каждом шагу. Стремление и любовь к ним делает нас несчастными, уязвимыми, бесконечно страдающими; чтобы выбраться из пучины чисто человеческих мук, надо подняться к Интегральному видению, к Абсолюту, к бессмертному, к тому, что не предаст и не обманет. Все конкретное теряет смысл перед лицом Божественного единства: оказывается тенью, частным случаем. «Нашу любовь мы должны давать Высочайшему Одному, Кто никогда не умирает и никогда не изменяется,— пишет С. Вивекананда.— Ему, в океане любви которого не бывает ни приливов, ни отливов, она должна идти к тому, Кто истинный бесконечный океан любви... Бог есть один конечный пункт, куда должны наконец прийти все наши чувства и страсти». Но суетливое «эго», «гном-переросток», как называет его ученик Шри Ауробиндо Сатпрем, постоянно тянет одеяло на себя, не дает подняться над частностями, приблизиться к живой всеобщности. Наше желающее «я» за- 275 Нравственность перед искушением иномирностью ставляет нас застревать на конечном, не выполняя заветов не только индийских мыслителей или западных мистиков, но и таких признанных рационалистов Нового времени, как Б. Спиноза, утверждавший, что единственный истинный вид любви — познавательная любовь к Богу. Итак, нужно так перестроить свое сознание, чтобы оно отрешилось от индивидуализма с присущими ему желаниями и страстями. Эти изменения должны идти изнутри, путем добровольной самоотдачи. «Средство — постоянно думать о Всевышнем, а не о себе, работать и действовать, выполнять садхану для Всевышнего, не смотреть, как это или то воздействует на меня лично, ничего не требовать, но передавать все Всевышнему. Это надлежащий путь». Не покориться коллективности, общественному мнению, большинству, составленному из таких же, как ты сам, людей, но растворить свое «я» в Духе, во вселенском сознании-силе, отдаться ему и идентифицироваться с ним, утратив все свои личностные, узкочеловеческие черты, делающие тебя тобою. Именно это поможет обрести чистоту и объективность видения даже в рамках нашего смертного тела: объективность, интегральность, свободу от эгоистических страстей. Надо сказать, что этот действительно красивый порыв выйти за пределы собственной ограниченности и воспарить к духовной сердцевине мироздания встречал яростное и отчаянное сопротивление в самой истории философии. Стоит вспомнить Кьеркегора, отвергнувшего мудрость Гегеля и возопившего к Иову, жаждущего от Бога не растворения, но облегчения собственных страданий, вызволения, чуда. Дело субъективности не растворяться, но стремиться к доступным формам своего человеческого счастья; любить других, конечных и смертных, всею силой любви к бессмертному; утверждать себя и своевольничать, даже если за это следует расплата. Об этом — 184 —
|