Горгий

П о л. Именно так.

С о к р а т. А я утверждаю, что не может. Это первое наше разногласие. Ну, хорошо, а когда придет возмездие и кара, несправедливый и тогда будет счастлив?

П о л. Конечно, нет! Тогда он будет самым несчастным на свете.

С о к р а т. Но если кара несправедливого не постигнет, он, по-твоему, будет счастлив?

П о л. Да.

С о к р а т. А, по моему мнению, Пол, человек несправедливый и преступный несчастлив при всех обстоятельствах, но он особенно несчастлив, если уходит от возмездия и остается безнаказанным, и не так несчастлив, если понесет наказание и узнает возмездие богов и людей.

П о л. Но это нелепость, Сократ!

С о к р а т. Я постараюсь разубедить тебя, приятель, чтобы и ты разделил мое суждение; потому что ты мне друг, так я считаю. Стало быть, мы расходимся вот в чем (следи за мною внимательно): я утверждал раньше, что поступать несправедливо хуже, чем терпеть несправедливость.

П о л. Именно так.

С о к р а т. А ты — что хуже терпеть.

П о л. Да.

С о к р а т. И еще я говорил, что несправедливые несчастны, а ты это отверг.

П о л. Да, клянусь Зевсом!

С о к р а т. Таково твое суждение, Пол.

П о л. И правильное суждение.

С о к р а т. Может быть. Ты сказал, что несправедливые счастливы, если остаются безнаказанными.

П о л. Совершенно верно.

С о к р а т. А я утверждаю, что они самые несчастные и что те, кто понесет наказание, менее несчастны. Ты и это намерен опровергать?

П о л. Ну, это опровергнуть еще потруднее прежнего, Сократ!

С о к р а т. Нет, Пол, не труднее, а невозможно: истину вообще нельзя опровергнуть.

П о л. Что ты говоришь?! Если человек замыслил несправедливость, например — стать тираном, а его схватят и, схвативши, растянут на дыбе, оскопят, выжгут глаза, истерзают всевозможными, самыми разнообразными и самыми мучительными пытками да еще заставят смотреть, как пытают его детей и жену, а в конце концов распнут или сожгут на медленном огне (25) — в этом случае он будет счастливее, чем если бы ему удалось спастись и сделаться тираном и править городом до конца своих дней, поступая как вздумается, возбуждая зависть и слывя счастливцем и меж согражданами, и среди чужеземцев? Это ли, по-твоему, невозможно опровергнуть?

С о к р а т. Раньше ты взывал к свидетелям, почтеннейший Пол, а теперь запугиваешь меня, но опять-таки не опровергаешь. Впрочем, напомни мне, пожалуйста, одну подробность. «Если несправедливо замыслит стать тираном» — так ты выразился?

П о л. Так.

С о к р а т. Тогда счастливее ни тот ни другой из них не будет — ни тот, кто захватит тираническую власть вопреки справедливости, ни тот, кто понесет наказание: из двух несчастных ни один не может называться «более счастливым». Но более несчастным будет тот, кто спасется и станет тираном. Что это, Пол? Ты смеешься? Это, видно, еще один способ опровержения: если тебе что скажут, в ответ насмехаться, а не возражать?