Голос и феномен

Именно всеобщность de jure и в силу своей структу­ры диктует то, что никакое сознание невозможно без го­лоса. Голос есть бытие, которое обнаруживает свое са­моприсутствие в форме всеобщности, как со-знание, го­лос есть сознание. В разговоре распространение знаков, кажется, не встречает препятствий, потому что оно со­единяет два феноменологических источника чистого са­моотношения. Говорение с собой, несомненно, является слушанием своего говорения, услышанным собой, но в то же самое время, если меня слушает другой, то гово­рить — это значит повторять непосредственно в нем слушание-своей-речи в той самой форме, в какой я это де­лал. Это непосредственное повторение есть репродукция чистого самоотношения без помощи чего-то внешнего.

[107]

Эта возможность репродукции, чья структура абсолют­но уникальна, выдает себя как феномен господства или неограниченной власти над означающим, так как само означающее имеет форму, которая не является внешней. Идеально в телеологической, сущности речи окажется тогда возможной абсолютная близость означающего и означаемого, нацеленная на значение в интуиции и вла­дении. Означающее станет совершенно прозрачным в силу абсолютной близости к означаемому. Эта близость разрушается тогда, когда вместо слушания моей речи, я вижу мое письмо или жест.

Эта абсолютная близость означающего и означаемо­го и ее стирание в непосредственном присутствии явля­ются условием для того, чтобы Гуссерль мог рассматри­вать средство выражения как «непродуктивное» и «реф­лективное». Парадоксальным образом, она является так­же условием того, что Гуссерль сможет ее редуцировать, не теряя, и утверждать, что существует пред-выразитель­ный слой смысла. Опять же на этом основании Гуссерль предоставит себе право редуцировать весь язык, будь он указательный или выразительный, для того чтобы восста­новить смысл в его первичности.

Как мы можем понять эту редукцию языка, когда Гус­серль от Логических Исследований до Происхождения гео­метрии продолжал думать, что научная истина, т. е. аб­солютно идеальные объекты, могут быть обнаружены только в «формулировках» и что не только разговорный язык, но также написание было необходимо для конституирования идеальных объектов, т. е. объектов, могущих быть проведенными и повторенными как То же самое?

Во-первых, нам следовало бы знать, что более оче­видный аспект этого движения, которое, продолжаясь долгое время, завершается в Происхождении геометрии, утверждает подчеркнутую ограниченность языка во вто­ричном слое переживания и, рассматривая этот вторич­ный слой, утверждает традиционный фонологизм метафи­зики. Если письмо доводит конституирование идеальных объектов до завершения, то оно это делает через фонети-