Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 2

Но нет надобности связывать судьбу ономатологии с опре­деленным направлением философской поэтики. Обе дисципли­ны имеют области самостоятельные, лишь частично покрыва­ющие друг друга, и ономатологии надлежит держаться само­стоятельно, частью на философских доказательствах, частью же наблюдениями и наведениями исторического опыта.

Рационалистическая мысль привыкла говорить об именах как об ярком образчике мнимых обобщений, не соответству­ющих никакой реальности. «С философами, по-видимому, дело обстоит приблизительно так, как с отдельными личностями, носящими имя Павла, по отношению к которым также никто не мог бы найти того общего признака, на основании которого они носят это общее имя. Всякое обозначение покоится на истори­ческом произволе и потому может до известной степени быть независимым от сущности обозначаемого». Так полагает Вин-дельбандт11, а вместе с ним—и бесчисленное множество дру­гих рационалистов. И с этим отрицанием именной типологии, конечно, очень бы пришлось считаться, если бы высказыва­ющие его—вообще-то признавали что-либо конкретно общее, тип, первоявление, идею, форму,— как угодно называть его. Но ведь это они раздробили всякую форму на кирпичики; это они расстригли Слово Божие на строчки и слова, язык растолкли в звуки, организм измельчили до молекул, душу разложили в пучок ассоциаций и поток психических состояний, Бога объ­явили системою категорий, великих людей оценили как комоч­ки, собравшиеся из пыли веков,— вообще все решительно рас­пустили на элементы, которые распустились в свой черед, приводя бывшую действительность к иллюзии формы и нич­тожеству содержания. Было бы даже удивительно услышать от этого нигилизма, отвергшего в корне самое понятие типа, что-либо, кроме отрицания и в отношении типов столь высокого порядка, каковому причастны имена.

1

Мысль этого рода вообще не видит из-за деревьев леса, и потому должна быть либо отброшена, либо усвоена целиком в ее сути—

И ничего во всей природе Благословить он не хотел12.

Дело тут совсем не в именах.

Но когда мысль направляется не этою предвзятою целью — разрушить форму, а с нею—и все бытие, изобличив его в небы­тии,—тогда в ряду различных типов разного иерархического достоинства за именами признается мыслителями и наблюда­телями жизни весьма разными чин высокий, один из самых высоких. Именно высота его, т. е. степень обобщенности и сгу­щающая сила имен, делает эти типы личностного бытия трудно доступными, трудно объяснимыми, трудно усвояемыми в прак­тическом мышлении. Здесь, впрочем, речь идет о мышлении тех, кто хотя и преодолел в себе общий рационализм недавнего прошлого, но не перестроил своей внутренней жизни настолько, чтобы предметное мышление и типологические категории стали привычными навыками и шли сами собой, без нарочитого усилия. Напротив, народное мышление издревле сгустило со­борным опытом ряд именных типов и... твердое убеждение о жизненной значимости имен.