|
1 мя треугольниками, в которых углы В, А, С и D, А, Е, имеющие общую вершину А и образуемые пересечением двух линий ВЕ и CD, необходимо равны друг другу, но все остальное может быть бесконечно разнообразно. ІЪворя словами Гумбольдта, «никто не думает при известном слове именно того, что другой [...]». Всякое понимание есть вместе непонимание, всякое согласие в мыслях — вместе несогласие»6. Мы говорим ради семемы, ради значения слова; нам важно высказать именно то, что м ы хотим высказать. Нам нет дела до общего или даже всеобщего этимологического значения слова, коль скоро этим словом не выражается именно наше, заветное, с его тончайшими оттенками. Но именно потому, что семема безусловно непринудительна, вполне неустойчива, моя, личное мое проявление, она н е дана в чувственном восприятии и потому не может посредством его передаваться. Речь страдает глубочайшей противоречивостью. Однако мы не верим в непреодолимость этого противоречия: это значит, мы верим в сверх-чувственное его преодоление, преодоление его артикуляциями и восприятиями иного, чем чувственный, порядка. Мы верим и признаем, что не от разговора мы понимаем друг друга, а силою внутреннего общения, и что слова способствуют обострению сознания, сознанию уже происшедшего духовного обмена, но не сами по себе производят этот обмен. Мы признаем взаимное понимание и тончайших, часто вполне неожиданных отрогов смысла: но это понимание устанавливается на общем фоне уже происходящего духовного соприкосновения. 5 7. Вглядимся в строение слова теперь уже более конкретно. Так, если возьмем слово «береза», то как внешний факт налична некоторая артикуляция и происходящие отсюда звуки б-е-р-е-з-а; это—к остяк слова. Но он не мертв психически: с указанными звуками связывается некоторая духовная значимость, хотя этой коренной значимости, держащей на себе все дальнейшее, еще очень далеко до смысла слова, как разумеем мы его обычно. Фонема б-е-р-е-з-а и необходимые для нее артикуляции отнюдь не обозначают еще дерево известного вида, ни тем более—того поэтического содержания, которое в нашем сознании неотъемлемо от образа белоствольной любимицы русского народа. Плоть этого слова определяется его этимоном—от корня б е ? е, первоначально б рЪ, означающего светиться, гореть, белеть—брезжить8. Береза или б ? Ь з а имеет в виду впечатление: «брезжится», «белеет», «мерцает белизною среди лесных стволов» и т. п. Но это коренное впечатление не остается неопределенным категориально: суффикс з и окончание а отливают это впечатление белизны в грамматическую форму имени существительного — 184 —
|