Сочинения в четырех томах. Том 2

— По Лейбницу, ты прав в своих утверждениях и не прав в отрицаниях. Но сейчас не о правоте будем говорить,— о противоположном. И вот сперва общий вопрос — о смысле. Я уверен, в основе ты думаешь о метафизике так же конкретно, как и я, и в идеях видишь те же наглядно созерцаемые лики вещей, живые явления мира духовного, что и мы все; но я боюсь, когда дело идет о применении этих мыслей в определенных частных случаях, тобою овладевает какая-то трусость и ты остаешься с поднятой на воздух ногой, не решаясь докончить начатый, даже сделанный шаг, но и не считая правильным повернуться назад, к метафизике отвлечен­ной и к идее как смыслу, не способному быть нагляд­ным. Между тем, тут не должно искать каких-то проме­жуточных направлений в понимании, да их и не может быть.

Живой организм целостен, и в нем не может быть ничего, не организованного силами жизни; и если бы было хоть что-нибудь неживое, самое малое, тогда раз­рушилась бы и вся целостность организма. Он существует

1

только как наглядно раскрывающая себя сила жизни или формообразующая идея; или же его вовсе нет и самое слово организм должно быть исключено из словаря. Точно так же и организм художественного произведения: если бы было в нем нечто случайное, то оно свидетель­ствовало бы, что произведение не воплотилось во всех своих частях, не вылупилось из почвы и местами покры­то комьями мертвой земли. Являемая конкретно метафи­зическая сущность вся сплошь должна быть явленной наглядно, и явление ее (а икона предполагается именно таковым) во всех своих подробностях, будучи одним целым, должно быть наглядным: если бы кое-что в ико­не должно было бы пониматься только со стороны от­влеченного смысла или если бы было только внеш­нею подробностью натуралистического или декоратив­ного характера, то оно разрушило бы явление как целое и икона вовсе бы не была иконою.

По поводу этого мне вспоминается рассуждение одно­го богослова114* о воскресении тел, в котором делается попытка разграничить органы, нужные в будущем веке и ненужные, причем воскреснут только первые, вторые же якобы останутся невоскресшими; в частности, не воскреснут органы пищеварения. Но такими утвер­ждениями всецело уничтожается живое, внутренно-связное единство тела. Ведь даже внешне, если уж доб­росовестно говорить о воскресении тела, на что будет похоже оно по удалении всего «ненужного» и не придется ли представлять себе будущее тело как пузырь из кожи, надутый эфиром, что ли? Если мыслить о теле натурали­стически, то оно ничуть и ни в чем не может являть со­бою метафизическое строение духовного организма, и тогда в будущем веке все оно, целиком и по частям, не нужно: все органы заслуживают тогда отсечения и в качестве «плоти и крови» Царствия Божия не насле­дят. Напротив, если тело мыслится символически, то все оно, во всех своих подробностях, наглядно являет духов­ную идею человеческой личности, и тогда все органы, таинственно преобразившись, воскреснут как свидетели духа, ибо каждый из них, необходимый в целом составе организма, не способный жить и действовать без других и сам в свой черед всем другим необходимый, в порядке духовного смысла служит явлению идеи, и без него яв­ление идеи терпит ущерб. Икона есть образ будущего века; она (а как — в это не будем входить), она дает пе­рескочить время и увидеть, хотя бы и колеблющиеся, образы — «как в гадании с зеркалом»115* — будущего