Сочинения в четырех томах. Том 2

1

сновидения есть это событие х. Следовательно, в днев­ном сознании, по схеме дневной причинности, оно й по времени должно предшествовать событию а, духовно происходящему из события х. Иначе говоря, событие ? во времени видимого мира должно быть завязкою сно-видческой драмы, а событие а — ее развязкою. Тут же, во времени мира невидимого, происходит навыворот, и причина ? появляется не прежде своего следствия а, и вообще не прежде всего ряда следствий своих в, с, d,..., г, s, /, а после всех них, завершая весь ряд и опреде­ляя его не как причина действующая, а как причина конечная — ?????10*.

Таким образом, в сновидении время бежит, и уско­ренно бежит, навстречу настоящему, против движения времени бодрственного сознания. Оно вы­вернуто через себя, и, значит, вместе с ним вы­вернуты и все его конкретные образы. А это значит, что мы перешли в область мнимого пространства. Тогда то же самое явление, которое воспринимается от­сюда — из области действительного пространства — как действительное, оттуда — из области мнимого простран­ства — само зрится мнимым, т. е., прежде всего, проте­кающим в телеологическом времени, как цель, как предмет стремлений. И напротив, то, что есть цель при созерцании отсюда и, по нашей недооценке целей, представляется нам хотя и заветным, но лишенным энергии,— идеалом,— оттуда же, при другом созна­нии, постигается как живая энергия, формующая дейст­вительность, как творческая форма жизни. Таково вообще внутреннее время органической жизни, направляемое в своем течении от следствий к причинам-целям. Но это время обычно тускло доходит до сознания.

Одно близкое мне лицо, тоскуя по умершим близ­ким, видело раз во сне себя гуляющим на кладбище. Другой мир казался ему темным и мрачным; но умершие разъяснили ему,— а может, и само оно увидело как-то, не помню в точности как,— насколько ошибочна такая мысль: непосредственно за поверхностью земли растет, но в обратном направлении, корнями вверх, а листьями вниз, такая же зеленая и сочная трава, как и на самом кладбище, и даже гораздо зеленее и сочнее, такие же деревья, и тоже вниз своими купами и вверх корнями, поют такие же птицы, разлита такая же лазурь и сияет такое же солнце — все это лучезарнее и пре­краснее нашего по-сю-стороннего.

1

Разве в этом обратном мире, в этом онтологически зеркальном отражении мира мы не узнаем области мнимого, хотя это мнимое для тех, кто сам вывер­нулся через себя, кто перевернулся, дойдя до духовного средоточия мира,— и есть подлинно реальное, такое же, как они сами11*. Да, это реальное, в своей сути,— не что-либо совсем иное, в сравнении с реальностью этого, нашего мира, ибо едино благо-сотворенное Божие творение, но — с другой стороны созерцаемое, пере­шедшими на другую сторону, то же самое бытие. Это — лики и духовные зраки вещей, зримые теми, кто в себе самом явил свой первозданный лик, образ Божий, а по-гречески, идею: идеи сущего зрят про­светлившиеся сами идеей, собою и чрез себя являющие миру, этому, нашему миру, идеи горнего мира.