Сочинения в четырех томах. Том 2

Онтологическая противоположность видений тех и других — видений от скудности и видений от полноты, может быть, лучше всего характеризуется противоположе­нием слов личина и лик28. Но есть еще слово — лицо. Начнем с него.

Лицо есть то, что видим мы при дневном опыте, то, чем являются нам реальности здешнего мира; и слово лицо, без насилия над языком, можно применять не только к человеку, но и к другим существам и реаль­ностям при известном к ним отношении, как говорим мы, например, о лице природы и т. д. Можно сказать, лицо есть почти синоним слова явление, но явление именно дневному сознанию. Лицо не лишено реальности и объективности 29*, но граница субъективного в лице и объективного не дана нашему сознанию отчетливо, и, вследствие этой ее размытости, мы, будучи вполне уверены в реальности воспринимаемого нами, не знаем или во всяком случае не знаем ясно, что именно в вос­принимаемом реально. Иначе говоря, реальность при­сутствует в восприятии лица, но прикровенно, органиче­ски всасываясь познанием и образуя подсознательно основу для дальнейших процессов познания. Можно еще сказать, что лицо — это сырая натура, над которой рабо­тает портретист, но которая еще не проработана художе­ственно. При художественной проработке в буквальном смысле слова возникает художественный образ, портрет, как типичное,— но не идеальное,— оформление воспри­ятия: это есть «подрисовка» некоторых основных линий восприятия, одна из возможных схем, под которую подводится данное лицо, но в самом лице эта схема, как схема, выражена не более многих других, и в этом смысле есть нечто внешнее по отношению к лицу, определяя собою не только или не столько онтологию того, чье лицо изобразил художник,— как познавательную организацию самого художника, средство художника. Напротив, лик

1

есть проявленность именно онтологии. В Библии об­раз Божий различается от Божьего подобия, и церковное предание30* давно разъяснило, что под пер­вым должно разуметь нечто актуальное — онтологиче­ский дар Божий, духовную основу каждого человека, как такового, тогда как под вторым — потенцию, спо­собность духовного совершенства, силу оформить всю эмпирическую личность, во всем ее составе, образом Божиим, т. е. возможность образ Божий, сокровенное достояние наше, воплотить в жизни, в личности, и таким образом явить его в лице. Тогда лицо получает четкость своего духовного строения, в отличие от простого лица, но, в отличие от художественного портрета, не в силу внешних себе мотивов, как-то: композиционных, ар­хитектонических, характерологических и т. д., и не в изо­бражении, а в самой своей вещественной действительно­сти и сообразно глубочайшим заданиям собственного своего существа. Все случайное, обусловленное внешни­ми этому существу причинами, вообще все то в лице, что не есть самое лицо, оттесняется здесь забившей ключом и пробившейся чрез толщу вещественной коры энергиею образа Божия: лицо стало ликом. Лик есть осуществленное в лице подобие Божие. Когда пред нами — подобие Божие, мы вправе сказать: вот образ Божий, а образ Божий — значит, и Изображаемый этим образом, Первообраз его. Лик, сам по себе, как созерцаемый, есть свидетельство этому Первообразу; и преобразившие свое лицо в лик возвещают тайны мира невидимого без слов, самим своим видом. Если мы вспомним, что по-гречес­ки лик называется идеей — ?????. ???? — и что в этом именно смысле лика — явленной духовной сущности, созерцаемого вечного смысла, пренебесной красоты некоторой действительности, ее горнего перво­образа, луча от источника всех образов,— было исполь­зовано слово идея Платоном31*, а от него распростра­нилось в философию, в богословие и даже в житейский язык, то, направляясь обратно от идеи к лику, значе­ние этого последнего делаем себе совсем прозрачным.