Сочинения в четырех томах. Том 2

Конечно, тут у Хомякова мы имеем дело лишь с от­тенками мысли; но далеко ли от этих оттенков до като­лической «фабрикации догматов»? Между тем в связи с этими именно оттенками стоит хомяковская полемика против романизма. Не ложное постановление западных соборов само по себе как таковое возмущает Хомякова, а нарушение единства. И вина католиков как будто выхо­дит не в том, что они исповедуют ложный догмат, а в том, что они — не вместе с Востоком. Тут преувеличивается значение человеческого согласия или несогласия и ума­ляется достоинство и ценность Истины. Правда, Хомя­

1

ков говорит о Божией благодати и даже в неточном обо­роте почти отождествляет Ее с Церковью, но из общего смысла системы ниоткуда не видно, чтобы благодать Бо­жия имела у Хомякова значение существенное, жизнен­ное, а не декоративное, ибо для хомяковской Церкви достаточен consensus omnium in amore 5*, и этот consensus сам собою дает познание Истины. Да, к тому же разве и романизм не ссылается на благодать Божию, равно как и протестантизм?

Итак, вина Рима — в похищении права, ему не при­надлежащего, но принадлежащего всей Церкви в целом. Тут сам Хомяков, под видом временной уступки терми­нологии своих противников, обнаруживает имманентно-земной характер своего богословствования, ибо сам опи­рается на правовые понятия. Но и помимо этого само­противоречия замена чисто юридических понятий понятиями социологическими, на которых зиждется все построение Хомякова, вовсе не доказывает еще церков­ности его учения, а доказывает только, что право и при­нуждение,— стихию романских народов,— он хочет вы­теснить общественностью и родственностью,— стихиею народов славянских. Это, может быть, и хорошо, но за­мена одной земной силы другою не решает вопроса бого­словского: община как таковая вовсе не есть сама по себе приближение к Церкви сравнительно с правовым госу­дарством и в наиболее благоприятном для Хомякова случае может быть понимаема как необходимое условие бытия Церкви, а не как условие достаточное. Но, как в учении о Церкви Хомяков противополагает понятия общественные понятиям государственным, вместо того чтобы прямо встать на понятиях церковных, так и в уче­нии о государстве у него заметно стремление объяснить все из момента социального. «Общество, а не государст­во» — вот смысл хомяковских утверждений, выраженных прямо. Эти сложные построения, думается нам,— не что иное, как осторожный подход к теории народного (или, при разговорах о Церкви, — всечеловеческого) суверени­тета. Иерархия римская, по смыслу хомяковского уче­ния, виновата тем, что усвоила себе суверенитет всего человечества, т. е. всей Церкви,— делает поспешное уравнивание понятий Хомяков. Я сказал «поспешное», ибо, если бы иерархия римская или даже сам папа про­возглашали догматы истинные, а все человечество Риму в этом противилось, то Рим и был бы всею Церковью, хотя суверенитет человечества был бы узурпирован.