Сочинения в четырех томах. Том 2

10 П. Флоренский, т. 2

1

нимал он святыню русского народа, желая очистить ее от случайной грязи, налегшей на нее извне, или же с гордостью реформатора пытался предписать Руси нечто, им самим или ими самими,— Московским кружком сла­вянофилов,— придуманное. Ведь от себя указывать Церкви, какой ей быть, хотя бы и по чистейшим своим побуждениям,— это значит не признавать Церкви, а признавать себя; предписывать Царю свои требования, хотя бы они сводились к требованию самодержавия цар­ского,— это значит отрицать самодержавие. Итак, чем был Хомяков? Этот вопрос — не формальный вопрос: Хомяков сам подает повод к двойственному толкованию себя, и, при том или при другом желании, его можно толковать на-двое. Если же мы примем во внимание двойственные притязания на Хомякова со стороны об­щества и двойственный поток богословской и общест­венной мысли, связывающейся с его именем; если мы учтем, что не только Катков и позднейшие славянофи­лы-государственники, более чем сомнительной церков­ности, но и народники-революционеры и революция справа, вроде илиодоровской 2\ какими-то нитями свя­зываются с Хомяковым; если мы обратим внимание на удивительную эластичность хомяковских формул, в его блестящей диалектике и в его сочном и убежденном уме обладающих мощной убедительностью, но почти пустых и потому удобопревратимых, когда ими пользуется чело­век партии; если, говорю, все это будет принято во вни­мание, то поставленные вопросы об истолковании Хомя­кова, лшогомысленного в том изложении, которое дает Завитневич, окажутся вопросами реальными. Отнюдь не имею права и основания утверждать, что эти вопросы должны разрешиться в сторону, неблагоприятную для Хомякова; но, что они должны быть поставлены, и в на­стоящее время в особенности; что в них содержится принципиальный вопрос не о Хомякове только, но и о многих течениях русской жизни; что насущные по­требности нашего времени, как церковные, так и госу­дарственные и общественные, связываются с вопросом о Хомякове, это, полагаю, можно утверждать с полною решительностью. Не тот или другой критик ставит во­прос о Хомякове, а сама жизнь. В этом смысле иссле­дование о Хомякове есть одно из важнейших, и уже са­мый факт многолетнего труда над подготовкою подобного исследования заслуживает уважения. Но, приветствуя самый факт этого исследования и усердие в его выпол­нении, рецензент должен указать на одно свойство со­

1

чинения проф. Завитневича. Это свойство, будучи по-своему даже достоинством сочинения, не дает вместе с тем труду Завитневича права считаться тем трудом о Хомякове, которого требует наше время, а скорее еще более подчеркивает необходимость труда этого послед­него типа1. Сочинение Завитневича не есть исследова­ние о Хомякове со стороны. Оно — не приговор цер­ковного суда над воззрениями Хомякова, хотя бы и предварительный, и даже не имманентная критика со стороны историка мысли, а передача и систематизация мыслей Хомякова устами верного и благоговейного уче­ника, так что даже язык Автора уподобляется языку из­лагаемого мыслителя. Если не считать нескольких част­ных замечаний, не имеющих принципиального значения» да и то делаемых проф. Завитневичем нехотя, то мы не находим здесь ни критики Хомякова, ни защиты его на почве данных, существенно новых сравнительно с хо-мяковскими. Труд Завитневича есть сплошной поток хомяковских идей, оброненные в который мелкие заме­чания, кажется, имеют смысл лишь подтвердить хомяков-скую мысль вообще, подобно тому как мелкие водо­вороты в реке не отрицают, а лишь подтверждают общее течение.