Сочинения в четырех томах. Том 2

1

ются от него, делаются объективными и, постепенно возвышаясь, уходят в мир метафизический, как сущно­сти, определяющие собою всю действительность. Тогда-то, исходя обратно из высшей достигнутой Хомяковым точки, проф. Завитневич пытается воспостроить сово­купность его мыслей именно как систему. Исходя из найденного центра этого вихревого движения мысли, исследователь уразумевает это движение как одно целое и движется по спирали теперь уже от центра. В качестве вступления к этой системе мысли Хомякова у проф. За-витневича предпослана «Критика начал немецкой фило­софской школы Канта», т. е. кантианства, немецкого идеализма и Фейербаха. Предвосхищая мысль поздней­шей философии культуры, особенно Марбургской школы, и в согласии с нею справедливо видя в рационалисти­ческой немецкой философии XIX века самосознание за­падноевропейской цивилизации, Хомяков своею крити­кою этой философии врезывается в самое сердце западной жизни и западного жизнепонимания и тем, отрицательно, прочищает себе путь к построению или, правильнее, к осознанию гносеологии восточной, русской — той гносеологии, которая признает познавательную функ­цию присущей не отвлеченному рассудку, а разуму, как полноте сил, руководимых верою. Затем построяются основные категории разума. Таким образом, открывается возможность дать онтологию, которая по содержанию своему совпадает с содержанием христианского вероуче­ния. Учение о Церкви и ее жизни, по своему объему долженствующее быть выделенным в особую главу, равно как и последующая за нею глава с критикою западных исповеданий, у Хомякова теперь оказывается лишь раз-витиями и приложениями основных учений гносеологии и онтологии. Так, от отвлеченнейших вопросов и до воз­ражения на частные пункты западных исповеданий по-строяется в книге проф. Завитневича одна цельная сис­тема мысли, причем точкою опоры служат для нее не вожделения и понятия отъединенного сознания, как на Западе, но святость и правда любви кафолического церковного общества,— любви, в которой Хомяков видит синтез свободы и необходимости, общего и частного.

Таков, в наиболее общих чертах, ход исследования проф. Завитневича. Любовью изысканный, этот план исследования любви представляет собою едва ли не наи­более привлекательную сторону труда Завитневича. Если добавить сюда еще, что всему исследованию предпослан у него обзор и разбор источников и литературы предмета, то от этого плана осталось бы пожелать лишь того, чего,

1

как уяснится дальше, проф. Завитневич по многим свой­ствам своего отношения к Хомякову дать уже не мог. Я разумею заострение хомяковских проблем в некоторые основные вопросы и критику их, как имманентную, так и церковную. Без этого же заострения все здание проф. Завитневича представляет храм с недостроенной крышей и, главное,— без водруженного на нем креста, а мы, кончая сочинение, обрывающееся критикой западных исповеданий, так и не знаем, благословит ли Церковь освятить эту постройку в храм, поставить в ней св. пре­стол, помазать стены ее св. миром и водрузить на ней св. крест, или же ей, этой стройке, так и суждено оста­ваться благородным, но не священным зданием. Проф. Завитневич почему-то не только не сомневается в «да» Церкви, но и самый вопрос, ставимый сейчас нами, не предносится его соображению; небольшое количество страниц в начале первого тома1, посвященных довольно голословной полемике с упрекавшими Хомякова в про­тестантизме, едва ли может идти в.счет. Предпосылкою всего изложения проф. Завитневичем безмолвно принято, что хомяковское здание лишь по форме отличается от обычного православного храма. Но рецензенту это про­стое тождество содержаний церковного и хомяковского учений не представляется аксиоматическим, и он считал бы безусловно необходимым появление еще третьего тома книги Завитневича, где бы подводились окончательные итоги и давалась бы принципиальная критика учения Хомякова, проведенная с тою же основательностью, ко­торая характеризует и первые два тома.