- Да нет, просто другой нету. И добавил, помолчав: - Говорю же вам, что это значит начинать все сначала... Он осведомился у Риэ, как работают санитарные дружины. Сейчас насчи- тывается уже пять дружин. Есть надежда сформировать еще несколько. Жур- налист присел на край кровати и с подчеркнутым вниманием стал рассматри- вать свои ногти. Риэ приглядывался к коренастой сильной фигуре Рамбера и вдруг заметил, что Рамбер тоже смотрит на него. - А знаете, доктор, - проговорил журналист, - я много думал о ваших дружинах. И если я не с вами, то у меня на то есть особые причины. Не будь их, думаю, я охотно рискнул бы своей шкурой - я ведь в Испании вое- вал. - На чьей стороне? - спросил Тарру. - На стороне побежденных. Но с тех пор я много размышлял. - О чем? - осведомился Тарру. - О мужестве. Теперь я знаю, человек способен на великие деяния. Но если при этом он не способен на великие чувства, он для меня не сущест- вует. - Похоже, что человек способен на все, - заметил Тарру. - Нет-нет, он не способен долго страдать или долго быть счастливым. Значит, он не способен ни на что дельное. Рамбер посмотрел поочередно на своих гостей и спросил: - А вот вы, Тарру, способны вы умереть ради любви? - Не знаю, но думаю, что сейчас нет, не способен... - Вот видите. А ведь вы способны умереть за идею, это невооруженным глазом видно. Ну, а с меня хватит людей, умирающих за идею. Я не верю в героизм, я знаю, что быть героем легко, и я знаю теперь, что этот геро- изм губителен. Единственное, что для меня ценно, - это умереть или жить тем, что любишь. Риэ внимательно слушал журналиста. Не отводя от него глаз, он мягко проговорил: - Человек - это не идея, Рамбер. Рамбер подскочил на кровати, он даже покраснел от волнения. - Нет, идея, и идея не бог весть какая, как только человек отворачи- вается от любви. А мы-то как раз не способны любить. Примиримся же с этим, доктор. Будем ждать, пока не станем способны, и, если и впрямь это невозможно, подождем всеобщего освобождения, не играя в героев. Дальше этого я не иду. Риэ поднялся со стула, лицо его вдруг приняло усталое выражение. — 116 —
|