И однако же, как факт, несомненно, что и поэтический и прозаический языки отражают физиологию (темперамент) и душевные особенности человека (характер, настроение и пр.), а не только способы преобразования и отрешения действительности. Нет надобности ос 1 париватъ факт, но достаточно его собственного указания на то, что не только поэзия отражает названные особенности; проза, как мы убедились, также не только сообщает о них, но носит их нередко, как бремя, на своих сообщениях. Если источник всего этого лежит не в специфических особенностях поэзии, а в сфере субъективности вообще, то надо более точно определить его место в ней, а для этого необходимо вернуться к вышепроизведенному (стр. 445 сл.) членению. Необходимо разъединить in idea, взятые у Гумбольдта в общие скобки субъективности, фантазию и чувство, глубже войти в положительное значение их в поэтическом творчестве, и сделать из произведенного разъединения нужные применения. Как было сказано, анализ фантазирующего сознания раскрывает природу его, как акта первично предметного. Указания на его преобразующие и отрешающие потенции только подтверждают результаты анализа: на место действительного предмета становится фантазируе-мый, но все же предмет. Поэтический язык, как продукт фантазии, точно так же становится «между нами и внешним миром» и составляет особого рода предмет, как, по определению Гумбольдта, язык в целом, служащий цели непосредственного общения. Скажем ли мы, далее, что акты фантазии суть акты однородные с актами представления или суждения (устанавливающими актами), или что им присущи качества и тех и других, или, наконец, что они обладают свойствами, однородными представлению и суждению, но занимают свое особое место «между» ними, - во всяком случае, мы утверждаем первичный объективный характер фантазии. Различие, следовательно, между фантазией и названными интеллектуальными актами, по качеству, есть, в первую очередь, различие бытия их объектов - действительного и воображаемого. Из этого понятно, как формы фантазии оказываются аналогами интеллектуальных (логических) форм'94. Мы говорим об аналогах, analogon rationis, а не о тожестве этих форм, только затем, чтобы избежать эквивокации при возникновении вопроса о соотносительной этим формам материи (смысле). Она - не тожественна. Содержание предмета действительного бытия в фантазирующем отрешении и преобразовании изменяется по модусу квази, — он не есть, но как бы есть, как если бы было, как будто. Отношения в этом содержании строятся по этому же модусу, и имеют свою закономерность, свою «логику» (онтологику). Если ты - будто бы паровоз или Чацкий, то в первом случае ты должен деловито пыхтеть, свистеть и тарахтеть, а во втором - резонировать и бездельничать. Через это онтологика мате — 407 —
|