Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

Для науки предмет ее - маска на балу, аноним, биография без собственного имени, отчества и дедовства героя. Наука может рас­сказать о своем предмете мало, много, все, но одного она никогда не знает и существенно знать не может - что такое ее предмет, его имя, отчество и семейство. Они - в запечатанном конверте, кото­рый хранится под тряпьем Философии. Искусствоведение — это одно, а философия искусства — совсем другое.

Много ли мы узнаем, раздобыв и распечатав конверт? - Имя, от­чество и фамилию, всю по именам родню, генеалогию — и всякому свое место. Это ли эстетика? Искусствоведение и философия искус­ства проведут перед нами точно именуемое и величаемое искусство по рынкам, салонам, трактирам, дворцам и руинам храмов, — мы узнаем его и о нем, но будем ли понимать? Узрим ли смысл? Уразумеем

1

ли разум искусств? Не вернее ли, что только теперь и задумаемся над ними, их судьбою, уйдем в уединение для мысли о смысле?

Уединенность рождает грезы, фантазии, мечту - немые тени мыс­ли, игра бесплотных миражей пустыни, утеха лишь для умирающего в корчах голода анахорета. Уединение - смерть творчеству: метафизика искусства! Благо тому, кто принес с собою в пустыню уединения, из шума и сумятицы жизни, достаточный запас живящего слова и может насыщать себя им, создавая себя, умерщвляя ту жизнь: смертию смерть попирая. Но это уже и не уединение. Это - беседа с другом и брань с врагом, молитва и песня, гимн и сатира, философия и звонкий детс­кий лепет. Из Слова рождается миф, тени - тени созданий, мираж -отображенный Олимп, грезы - любовь и жертва. Игра и жизнь созна­ния - слово на слово, диалог. Диалектика сознания, сознающего и разумеющего смысл в игре и жизни искусства, в его беге через площа­ди и рынки, в его прибежище во дворцах и трактирах, в чувственном осуществлении идеи, - эстетика не качающаяся, а стремительная, сама — искусство и творчество, осуществляющее смыслы.

Между ведением и сознанием, между знанием и совестью, втирает­ся оценка, - между искусством и эстетикою - критика. Она не творит, не знает, не сознает, она только оценивает. Идеальный критик — авто­матический прибор, весы, чувствительный бесчувственный аппарат. Только фальшивый критик - живое существо. Критик должен бы, как судья, изучить закон и уметь его применить, подавляя страстное и не­терпеливое сердце, защищая закон и право, но не интересы человека, внушая правосознание, но не благородство. Установленного закона нет для судьи линчующего, судьи по совести. Критик тогда не автомат, ког­да судит по закону Линча и сам же осуществляет приговор: бессовест­ный приговор совести. Иными словами: критика есть суд толпы, безот­четный, безответственный, немотивированный. Критик - палач при беззаконном суде. Критика - публичная казнь, как уединение было са­моубийством. Но от уединения есть спасение в самом себе, публичная казнь - бесчестье казнящего, падающее на доброе имя казнимого.