Выходя из Зазеркалья, полезно возвращаться к “вечным” истинам, афористически выражаемым поэтами. Например, у Вяч. Иванова:
Заглядывание в глубь строки — это и есть в прямом смысле заглядывание внутрь себя самого, познание себя, рождение свершителя, делателя. Не сможешь заглянуть в глубь строки — не сможешь заглянуть и в себя. Если нет ничего внутри себя, не сможешь заглянуть внутрь строки. Конечно, не существует гарантий полноты понимания, как и полноты самопознания. Ее нет и у поэтов, когда они заглядывают в собственную душу. У них нет иллюзий относительно ее доступности самопознанию. Послушаем скорее всего шутливое, набоковское:
Поэты лишь немного более вразумительны в описании природы и механизмов своего творчества, чем ученые. И те и другие чаще всего ограничиваются указательным жестом в сторону источника своего творчества. Например, О. Мандельштам писал о “Божественной комедии”: "Формообразование поэмы превосходит наши понятия о сочинительстве и композиции. Гораздо правильнее признать ее ведущим началом истинкт" (24. С. 225). Может быть и правильнее, но это не очень вдохновляющее ученых — специалистов по психологии творчества — суждение. Они в анализе его механизмов не очень далеко ушли от поэтов. Прислушаемся к К. Юнгу: “Неродившееся произведение в душе художника — это стихийная сила, которая прокладывает себе путь либо тиранически и насильственно, либо с той неподражаемой хитростью, с какой умеет достигать своих целей природа, не заботясь о личностном благе или горе человека — носителе творческого начала. Творческое живет и произрастает в человеке, как дерево в почве, из которой оно забирает нужные ему соки. Нам поэтому неплохо было бы представлять себе процесс творческого созидания наподобие некоего произрастающего в душе человека живого существа. Аналитическая психология называет это явление автономным комплексом, который в качестве обособившейся части души ведет свою самостоятельную, изъятую из иерархии сознания психическую жизнь... ” (41. С. 108). Не многим более понятно, но зато поэтично об этом же пишет Р.-М. Рильке, который в одной из скульптур Родена увидел “... этот сладостный тихий внутренний голос, безрукий, как душа, обособленный орган в круговороте композиции” (31. С. 141). И у ученого, и у поэта творчество — это не манипулирование или оперирование чем-то, а живой рост, живое развитие живого организма, как бы он не назывался — душой или ее автономным комплексом, обособленным органом, инстинктом. Однако хорошо известно, что все живое, будь то “живое вещество”, “живое движение”, “живое слово”, “живая душа”, упорно сопротивляется концептуализации (См. подробнее 16, 17). — 26 —
|