|
А. С. Пушкину:
“Кипение небытия” — это аффективно окрашенный комплекс пустого действия и пустого слова. Отсюда же и примечательная терминология: “полупросвещение” (А. С. Пушкин), “полудеятельность” (Н. В. Гоголь), “полунаука” (Ф. М. Достоевский). И вполне закономерные следствия — полпути, полуправда:
(Для непосвященных: поэт имеет ввиду не обязательный номенклатурный “пыжик”, а гулаговскую ушанку Ивана Денисовича). Дело не ограничивается партийными рознями. В России все повторяется, как в дурном сне. Б. Пастернак в стихотворении “Кремль в буран 1918 года” писал:
Игры продолжались и в 1991 г., и в 1993 г. Мечтают о новых. А на Руси достаточно людей, которые не только прислушиваются к крикливым претендентам на власть, но и приобрели привычку стрелять в живых людей. Было, правда, не вполне оптимистическое, но и вовсе не пессимистическое утверждение Вяч. Иванова:
Не слишком ли часто “наступает глухота паучья” (О. Мандельштам)? Не слишком ли затянулось это зачатье?
Сорок, тридцать? — теперь-то мы знаем, что Георгий Адамович был избыточно оптимистичен. Отдыхать и молиться за слово явно мало. Нельзя терять бдительности. Мандельштам ведь не только молился. Он думал и работал со словом. И хотя это трудно, нужно и нам попробовать. Возможно, оно по-доброму отзовется, вернется к нам, примет нас в себя и согласится быть с нами. Нам не только “наука легла на глаза”, легла идеология, легли схематизмы тоталитарного сознания, наконец, лег советский новояз. Когда еще спадет эта завеса? Когда мы сможем сказать вслед за С. Есениным:
Все эти слои, если угодно фильтры, искажают не только восприятие внешнего, они закрывают очи, обращенные внутрь, препятствуют заглядыванию внутрь самого себя. Это священное свойство человека-разумного заменилось заглядыванием в газету. Не очень склонный к шуткам по серьезным поводам, но ироничный М. К. Мамардашвили так описал интернационального советского Нарцисса — “глотателя пустот, читателя газет”, вглядывающегося в свое газетное отражение: “... в первый же день установления советской власти во Вьетнаме, уверяю вас, в их партийной газете могла появиться фотография сталевара в каске, читающего газету, в которой он изображен”. М. К. Мамардашвили об этой и подобных ситуациях говорит: “Похоже на смех, а мертвый тон или мертвая музыка выдает историю из жизни Зазеркалья, из жизни “зомби” (22. С. 55). В. Хлебников назвал бы это “зачеловеческим сном” или “сном в оболочке сна”. Замечательно, что эту историю рассказывает М. К. Мамардашвили, которого никто из друзей никогда не видел с газетой в руках. У него были “свои законы” и свой нрав: — 25 —
|