Возможна ли поэтическая антропология?

С. С. Аверинцев, приводящий эти строки, замечает, что поэт действительно ощущал родную речь вещественной и плодоносной. Только он мог бы сказать о пушкинском дубе у лукоморья:

Укорененность предмета, вещи в языке — это прозрение поэта, которое сродни прозрению Г. Г. Шпета, писавшего об укорененности смысла в бытии. Другими словами, нам не нужно с помощью серии опосредовании и переопосредований доказывать предметность языка и предметность смысла. Нам скорее нужно доказывать предметность предмета и предметность мира, если они не укоренены в языке. В языке, кстати, появился и укоренился "беспредметный мир" в смысле К. Малевича. Это относится не только к предмету, но и к человеку: "Ни в филогенетическом, ни в онтогенетическом плане человек не существует до языка. Нам никогда не отыскать точки, где человек был бы отделен от языка и создал бы его, дабы "выразить" свою внутреннюю жизнь: язык учит нас пониманию человека, а не наоборот" (2. С. 84). Неоценимый вклад в это понимание вносит поэзия, — по-видимому, самый совершенный орган или орган языка — средство его саморазвития и самопознания. О. Мандельштам даже начал развивать теорию "знакомости слов".

Проблема предметности в психологии одна из главнейших. Без ее обсуждения и хотя бы предварительного решения невозможно преодоление натурализма в науках о человеке. Натурализм все время возрождается даже у активных его противников. Например, В. М. Розин вопрошает: "Почему, каким образом человек переживает холодные, неживые звуки, краски, жесты как живые, волнующие события; что общего между нарисованным солнцем и горячим, слепящим солнцем на небе; где человек пребывает, когда он рассматривает картину, — здесь, перед картиной, или в том, что картина изображает?" (32. С. 3—4).

Но ведь ничего подобного не происходит. Неживое не может превратиться в живое (к сожалению, обратное — вполне обыденно, в том числе и смерть слова, символа). Виолончель Страдивари-Дюпор в руках Мстислава Ростроповича издает живые звуки: в ней живут две души — Создателя и Мастера. Весь человеческий мир или "вторая природа" творится из живой природы (отсюда и "утварь"); скульптор ищет живой мрамор, преображает его, делает холодным или теплым по своему усмотрению, но это человеческие холод или тепло. Иное дело — деятельность.