— Руки вверх! Якут и Старовер вздрогнули и повернули головы. — Не шевелитесь и не пытайтесь встать. Промахов я не знаю. — Чего тебе, беглый? — Старовер уже пришел в себя и из-под лохматых седых бровей злобно косил глаза. — Я хочу, чтобы вы при мне делили деньги. Ясно? Приступайте! И вообще учтите: я обоих вас могу пристукнуть сейчас. Денежки ваши были бы мои. Но я благороден. Живите! — Дели! — угрюмо процедил Якут. — Пригрели волка на свою голову… — Тише, тише, старая крыса! Еще одно оскорбление, и я тебя отправлю к твоим князецким прадедам. Старовер, кончив считать деньги, поднял глаза к потолку и перекрестился. Не один раз толковали охотники, собравшись в правлении, об отрезанном канате. Трудно было решить, кто это сделал. Однажды, когда разговор опять зашел об этом, Евгений Корнеевич Лагутин решительно заявил, что канат у скалы отрезали ребята. По его словам, в Комкуре общая протяженность веревочных проводов составляет около пяти километров. Дал ли кто из родителей своему сыну кусок веревки на эти цели? Очевидно, нет. Значит, веревки взяты ребятами без разрешения, вернее, украдены. — Три дня назад, — продолжал Лагутин, — я поздно приехал с заготпункта и во дворе «Заготживсырья» застал ребят. Они осматривали и перебирали канаты, предназначенные для продажи населению. Канаты хранились в сарае и были прикрыты брезентами. На вопрос: «Что вы делаете?» — я не получил ответа. Если бы на полчаса позже приехал, то наверняка недосчитал бы несколько канатов. — И, повернувшись лицом к Дьякову, Лагутин добавил: — Руководил компанией малолетних преступников твой сын, Максим Николаевич. Евгений Корнеевич откинул со лба прядь черных волос, достал из папки лист бумаги и протянул его Дьякову. — Мной составлен акт, — сказал он, — который будет передан в районный отдел милиции. Я сообщу также об этом позорном факте в Оймяконскую школу, где учатся ваши дети. Считаю, что комсомольская организация заинтересуется этим делом и сделает соответствующие выводы. Главное, чтобы родители с пристрастием допросили детей и заставили сознаться в краже каната у скалы. Вот мое мнение, товарищи. Обвинение было настолько неожиданным, что в комнате, после слов Лагутина долго еще царило молчание. В Комкуре, где человек будет голодать, а не возьмет чужого, — возможен ли такой случай? Не сгущает ли краски охотовед? Но акт, который лежал перед Дьяковым, говорил, что «ребята были пойманы на месте преступления». Максим Николаевич поднял голову и взглянул в сумрачные лица колхозников. Акт пошел по рукам. Люди сосредоточенно рассматривали его, передавали дальше. Старый Кун дольше других держал в руках лист бумаги. Седые брови охотника чуть вздрагивали, губы шевелились. Он отстранил протянутую за актом руку своего соседа и, медленно поднявшись, направился к столу. Кун сурово посмотрел на Лагутина и протянул ему бумагу. Тот пожал плечами, но акт принял. — 27 —
|