Наливаясь желчью, я шёл через прихожую, уже сожалея, что не убил старуху — ещё возомнит о себе невесть что. Всё-таки инструкции и уставы писались не дураками, а мы всё слишком умничаем и церемонимся со всем этим дерьмом, как никогда за миллионы лет существования братства. Я вошёл в небольшую комнату, обставленную мебелью эпохи последнего регентства. Она сидела перед зеркалом в голубом пеньюаре и расчёсывала свои прекрасные чёрные волосы. Она, безусловно, видела, как я вошёл, но даже не посмотрела в мою сторону, и только в её чёрных глазах сверкнуло что-то недоброе. Вполне возможно, что у неё и были все основания злиться на меня, но мне не хотелось об этом думать. Я бросил шляпу, перчатки, плеть на стол и, звеня шпорами, подошёл к ней. Я обнял её за плечи и, опустив руки, почувствовал, как трепещет её прекрасная грудь. Она прижалась головой к моей руке. — Милый, ты вернулся? Надолго? — Не знаю, — соврал я. — Но скоро мы будем вместе. Мой взгляд скользнул по безделушкам, рассыпанным по её туалету, и вдруг кровь ударила мне в голову. Я увидел свой кинжал, который не взял из принципа. Они выбрали интересный способ поставить меня на место, да ещё на глазах у этой девчонки! Я грубо оттолкнул её и схватил кинжал. — Ты обиделся? — спросила она, стараясь заглянуть мне в глаза. — Не волнуйся, всё уже сделано... Не слушая её, я выскочил в коридор. Старуха лежала на полу с перерезанным горлом. Её мёртвые глаза безучастно смотрели на меня. Я зашипел от злости и унижения, как шипели в своё время наши предки, обвивая деревья, и проколол кинжалом эти мёртвые глаза. Пусть там знают, что я взбешён. Ядовитые железы под моими боевыми зубами набухли, и я понял, что мне надо успокоиться. Закурив сигарету, я посмотрел в висевшее в прихожей зеркало, пригладил волосы и поправил галстук. Вертя в руках кинжал, я вернулся в комнату к ней. Она полулежала на софе, насмешливо глядя на меня своими зелёными глазами. Вид у меня, по-видимому, был обиженный, так как она сказала: — Милый, ты ведешь себя как ребёнок. Совсем неумно в твоём положении нарываться на получение таких замечаний. Я буркнул в ответ что-то невразумительное. В сущности, она была права. — Поцелуй меня, — прошептала она. — Перебьёшься! — ответил я, целуя её. — Он у меня в спальне, — прошептала она, закрывая свои серые глаза, когда я расшнуровывал на ней корсаж. — Подождёт, — прошептал я в ответ, ощущая ладонью её тугую грудь и шрам от старого удара кинжалом в сердце. Мы отдались друг другу со всей страстностью разлучённых сердец, не знающих, суждено ли им встретиться снова. В центре, возможно, за это не похвалят, но мне, а уж тем более ей, было на это наплевать. — 17 —
|