|
К тому моменту на мне уже ничего не осталось, кроме лифчика и трусов, и мне было интересно, что из них он снимет первым. Он сбросил пиджак и закатал рукава рубашки, как человек, собирающийся заняться серьезным делом, но по‑прежнему был в галстуке. – Синьорина, – сказал он, – я бы выбрал тебя. Он снял остатки моей одежды, и вот я уже тоже нагая, как пингвин, такая же, какой я стояла на скале над морем в Сардинии, – и снова готовая к прыжку. Когда я вернулась в монастырь, я была уверена, что для всех будет очевидно, что произошло, но, казалось, никто ничего не замечал, и наша работа продолжилась как обычно. Разница была только в том, что мои дневные экскурсии стали более частыми и продолжительными. И потом однажды я вернулась в монастырь только в одиннадцать вечера. Это поздно для Флоренции, где люди рано ложатся спать. Для меня это тоже было позднее время. Я впервые так надолго задержалась впервые пропустила ужин. Никто мне никогда не говорил, что я должна возвращаться к тому или иному часу, но мне все равно было неловко. Я не знала, пустит ли меня привратница или нет. Но ничего не оставалось, как позвонить в дверь, что я и сделала. Дверь отворилась моментально. Но открыла ее не привратница, а мадре бадесса. В испуге я старалась прочесть выражение ее лица. – Я волновалась, – сказала она, отворачиваясь от меня и поправляя что‑то на столе, где лежали всякие памфлеты и информация о монастыре. Это была маленькая комната, наподобие приемной похоронного бюро, куда ты приходишь, чтобы обговорить все с владельцем. Она освещалась лампочкой не более чем в десять ватт. Стены все пропитаны сыростью. Ковровое покрытие было снято. – Можно мне с тобой поговорить? Я подумала, что она будет спрашивать, где я была, как делала мама, когда я возвращалась поздно. Она всегда ждала меня и не ложилась спать, независимо от того, сколько было времени, и насколько тихо я входила. Но это было приятно. Мы всегда немного болтали, и я рассказывала ей обо всем, что произошло. Мне никогда не хотелось ее обманывать, хотя иногда я значительно приукрашивала правду. – Конечно. – Не здесь. Я пошла вслед за ней в ее кабинет. – Пожалуйста, садитесь. – Между нами возникло что‑то формальное, отстраненное, странное… – Вы о чем‑то хотели меня спросить? Я подумала: она догадывается, что произошло, просто глядя на меня или по запаху, исходящему от меня. Мадре бадессе было явно не по себе. – Могу я спросить, каковы ваши планы? — 106 —
|