|
— Это, наверное, твоя “перетяга”, — обратился я к Ванче почему-то шёпотом. — Похоже, что так, — ответил он тоже шёпотом, со взрослой серьёзностью. Не выказывал никакого страха один только Гыра. Дав нам возможность налюбоваться поверженным гадом, он вдруг шагнул к змее, взял её в руки и стал, хохоча и ёрничая, совать нам в самые физиономии. Мы бросились врассыпную. Тогда Гришка, довольный произведённым эффектом, свернул калачиком змею на листьях, покрывавших ягоду в его подойнике, и сказал: — Ладно. Говорят, убитые змеи оживают в полночь. Сегодня проверим. Гыра сорвал несколько пучков травы, прикрыл ими змеиные кольца и, взяв подойник, спокойно зашагал в гору. В деревню мы пришли уже на склоне дня. Ягоды наши утряслись за дальнюю дорогу, и теперь вёдра и корзинки не были так полны, как вначале, тем более, что немногие из нас устояли против искушения на ходу полакомиться собранной клубникой. Не трогал своих ягод только Гыра. — Видите, у меня под замком? — говорил он. И на коротких привалах мы давали ему по горсточке своей клубники. За храбрость. Теперь же, войдя в деревню, Гыра снял “замок”, намотал змею на руку и показывал её всем встречным ребятишкам, пока шёл до дому. Мы жили по соседству с ним, и поздним вечером Гыра позвал меня, чтобы я убедился в чистоте опыта, который он обещал провести. Мы зашли к нему во двор, и он показал мне на баню. Там, на пологой крыше, повдоль тесины лежала убитая чёрная змея, в сумеречной мгле ещё более напоминавшая просмолённый ременный хлыст. — Поверь мне, что ночью она оживёт и уползёт в лес, — сказал Гыра с убеждённостью бывалого змеелова. Я выразил сомнение в таком обороте дела, ибо змея была не просто мёртвая, а раненная в голову, к тому же она несколько часов пробыла на жаре и уже, наверное, протухла. Гыра пропустил мои доводы мимо ушей. С тем же упрямством он повторил: — Оживёт и уползёт. — И потом добавил: — Это я слышал от старика Граммофона, а уж он известный ведун и знахарь. Гришка поделился было намерением покараулить змею хотя бы до полуночи и пригласил понаблюдать за нею вместе, но это предложение не вызвало у меня особого энтузиазма. И тогда он принял другое решение: — Хорошо, иди спать, а утром прибегай пораньше — убедишься: оживёт. Утром я действительно поднялся раньше обычного — даже ещё пастух не собирал стада, и солнышко едва показалось из-за Гужавина леска. Я быстро натянул штаны, выпрыгнул в окно, выходившее в сад, чтобы избежать лишних расспросов о причинах столь раннего бодрствования, и по огородам пробрался в переулок, откуда хорошо просматривалась Гырина баня. Розоватая от первых лучей солнца, крыша была пуста. Никакой змеи на ней не было. И никаких следов от неё. Чудо свершилось. От сознания сверхъестественности происшедшего меня даже прошибло ознобом. Но мне всё же не хотелось верить в оживание мёртвых гадюк, и я предположил, что Гыра просто одурачил меня: проснулся утречком пораньше и сбросил змею с бани. Однако это предположение было тотчас отвергнуто самой жизнью. Во двор сбежала с крылечка Гырина мать, тётка Киста, открыла ворота в огород, выходивший к переулку, и, заметив меня, спросила: — 219 —
|