|
Конечно, разумнее было держаться подальше от таких мест. Но нас соблазнил Гришка Кистин, по прозвищу Гыра, наш негласный атаман, побывавший в этом логу накануне. Он ездил с отцом смотреть покосы и увидел на склонах косогоров целые круги нетронутой клубники. Он так живо расписал нам эти “сплошные круги”, что мы и думать позабыли о чёрных гадюках, а видели только солнечные склоны, усеянные краснобокой крупной ягодой, пахнущей зноем и мёдом. Тем более, что Гыра клялся, зуб давал, что ни одной змеи он в логу не встретил. И вот мы шумной компанией, возбуждённые предвкушением рясных и девственных ягодников, перевалив лысый косогорчик, спустились в Феофанов лог. На вершине его был старый берёзовый лес, густо заросший папоротником-орляком. Он в благодатной тени вымахал по грудь человеку, так что мы шли, словно в джунглях, держа корзины над головами. Впереди валил напролом Гыра, треща чащобой и барабаня в дно своего ведра-подойника. Мы следовали за ним, то и дело спотыкаясь о невидимые валежины. Вскоре лес поредел, открылась широкая лощина, с одной стороны ограждённая лесистым хребтом, с другой — солнцепечной — отлогим косогором, поросшим невысокой травой, среди которой ярко выделялись куртины малинового иван-чая и жёлтого донника, сиреневые прошвы душицы. Атаман Гыра, шедший впереди, победоносно оглянулся на нас, крутнул своим сияющим подойником в воздухе и с криком “За Родину, за Сталина!” бросился к косогору. Мы рысцой затрусили следом. Солнцепёк косогора и впрямь представлял из себя почти сплошной клубничник, один ягодный круг перетекал в другой, и мы сразу же разбрелись по косогору. Первые ягоды, естественно, пошли не в посуду, а в рот. Хватая припечённые зноем душистые комочки клубники, кто присел на кукурки, кто встал на колени, а кто и просто лёг, переполненный блаженным чувством удачливого охотника. Смех и разговоры умолкли. Пошла сосредоточенная работа. Однако длилась она недолго. Ещё и донышка не скрыло в наших вёдрах, котелках и корзинках, как Ванча Теплых, который, нетерпеливо меняя круг за кругом, ушёл довольно далеко от нас в сторону болота, вдруг заблажил на весь лог: “А-а, чёрная гадюка-а!” — и, бросив своё ведро на косогоре, заячьими прыжками и сметками полетел к нам навстречу… Мы поднялись, объятые страхом, и стали озираться вокруг, как будто гадюка могла вперёд Ваньки приползти к нашим клубничным кругам. Радость от сбора нетронутой ягоды вмиг потускнела. Все вспомнили, в каких местах они находятся. А Ванча между тем уже подбежал к нам и, весь бледный, тяжело дыша, стал сбивчиво, более жестами, чем словами, рассказывать об увиденной им змее: — 216 —
|