— Вставайте, лыжники! У меня уже и пироги готовы! Завтракать пора — и в лес. Вон уже и лыжи ваши в коридоре… У меня нынче тесто подошло ни свет ни заря, в четыре часа пришлось подниматься и пироги стряпать… Мы позавтракали, оделись и обулись. Одежда и обувь были сухими, неделю пролежали, провисели в тёплых каморках и палки были сухими и тёплыми… В городе был туман, его наносило на город с незамерзающего Енисея. Мы купили билеты на платформе Путепровод, сели в вагон, поздоровались с профессором философии из того вуза, где я ещё недавно работал и где теперь почти никогда не бываю. За окном вагона стоял густой туман, сквозь него иногда проглядывали одинокие берёзки в степи. На Минино нас обогнал скорый пассажирский, а через три минуты двинулись и мы и скоро сошли на платформе Караульная. Здесь туман несколько рассеялся. Мы надели лыжи и пошли по лыжне вверх, на Мининское нагорье. Мы видели зайчишку на тропе, рябину над головой в тумане, который снова встретился нам на дороге перед самым выходом на Мининское нагорье. Вот и кедровое густолесье слева и поляна — справа… Я читал то, что написано было в моём дневнике, и мне казалось, что это я записывал не реально состоявшееся событие, а сон, мой сон, яркий и удивительно сущный, осязаемый, цветной, объёмный, с запахами, с ощущениями тепла и холода… Не сон — реальное бытие… И всё-таки что-то стояло между мной и тем, что я видел, будто прозрачная стена, будто какое-то табу, запрет с не моральными, а физическими параметрами неизвестных мне свойств и качеств. Значит так: вышли мы с внучкой на Мининское нагорье, в то место, которое когда-то именовалось Лысой горой. Отчего Лысой-то, что, там в древние годы какие-то сибирские ведьмы и шаманы на шабаш слетались, что ли? Слева — кедровая чащоба, справа — поляна заснеженная. И то и другое — в плотной пелене тумана… И тишина, совершенно фантастическая. И чувство какой-то настороженности и тревоги, ощущение опасности. Справа в тумане, в десятке метров от тропы, от присыпанной снегом лыжни мы вдруг смутно увидели нечто странное: дюжина металлических ступеней поднималась от снежной целины, уходила вверх, с земли в туман. Тяжёлых ступеней, прямо корабельных, с большими заклёпками. Крашены ступени военно-морской корабельной краской, кажется, она называется шаровой. Лестница-трап, или как там её по-морскому, упирается в снег, в чистейший снег, только что выпавший. Нижний приступок припорошён снегом, свежим. Снежок и сейчас всё ещё вроде бы падает, даже не падает — материализуется из тумана, куржак, не снег… Верх лестницы исчезал в туманной мгле… — 98 —
|