— Белки на зиму запасли, — объяснил я удивлённому Славке. — А вот те грибочки, что на пеньке разложены, — это барсук, известный аккуратист, позаботился… — Всё-то ты знаешь! — Это мне дед Усков объяснил. — Стоп! — блеснул вдруг своими вёрткими глазками Славка, вновь став бесшабашным, непредсказуемым смельчаком. — А почему мы прошли мимо того осинника, за которым ночью светящийся призрак нас напутал? Что там, интересно, сейчас? Пошли, поглядим! Я не возражал. Мы вернулись. И что бы вы думали? Точно на том месте, где ночью горел синеватым огнём человеческий силуэт, сейчас торчал высоченный, двухметровый остаток сломленного древесного ствола, от полу и до щербатого верха облепленный тугими опятами. …Только многие годы спустя, будучи уже пожилым, я узнал, что грибницы опят могут светиться во тьме. Точно так, как гнилушки. Март 1999 г. ВСТРЕЧА У ОЗЕРАЯ только что вышел из кедрача, по которому в бесплодном поиске ранних июльских маслят отмахал километров с десяток, и, усталый, спустился по откосу в пойму Кети, к тихой воде небольшого сонного озера. Зной стоял нестерпимый, и мне захотелось напиться. Напившись, я сбросил куртку и сапоги и с удовольствием присел на прохладную травку почти у самой кромки глинисто-песчаного берега. Взбаламученная мною вода в заводи вскоре успокоилась, посветлела, и по её зеркальной поверхности снова запорскали молниеносные водомерки. Появились чёрные, блестящие на солнце жучки-вертячки, завертелись в бестолковом хороводе в сторонке от водомерок. Я взмахнул нарочно рукой — нырь! — и нету вертячек. Потом опять враз появились и опять завертелись. А над головою потрескивали прозрачными крыльями виртуозы-стрекозы. Повиснет в воздухе иное тёмно-синее или бронзово-золотое чудо и висит какое-то время неподвижно, но вдруг юрк круто вниз или вбок и опять висит, как ни в чём не бывало. Только слышится треск, будто кто-то шелестит фольгой. Вокруг был свой удивительный мир, настолько не похожий на нашу привычную повседневность, что мне в какой-то миг показалось, будто попал я на совершенно другую планету, и я восторженно и глуповато предался праздно-бездумному созерцанию. — Будь здоров сто годов, а что жил — не в зачёт, — послышалось вдруг за спиной. Я обернулся и увидел рядом неизвестно откуда взявшегося странного старичка. Был он сухонький, невысокий, в старомодной выгоревшей кепчонке и, несмотря на изнуряющий пал, в брезентовом дождевике. Старичок прищуристо смотрел на меня маленькими зеленовато-синими живыми глазками и улыбался. — 38 —
|