Старичок проворненько встал и, одёрнув дождевик, поправил лямки своей холщовой котомки. — Тебе не на ту сторону Кети? — спросил деловито. Я ответил, что нет. — Тогда прощевай. Иначе на паром опоздаю. Удачи и счастья, братец, тебе. — Удачи и счастья! — эхом повторил я. Он ушёл, а я остался сидеть в непонятной растерянности. ТАЙНАНа дворе завернуло градусов под сорок, если не больше. В тот год зима вообще была очень холодная, от морозов деревья трещали так, как будто кто-то сучья через колено ломал, а по ночам на Тогур опускались настолько густые туманы, что за несколько шагов встречного человека можно было обнаружить лишь по звонкому снежному скрипу. В такие вечера меня тянуло в уютную, жарко натопленную кухню Берков особенно сильно. Сашка, как всегда, работал за верстаком, вжикая фуганком по очередной заготовке, возле которой игривые стружки уже курчавились не ворохом — целой копной. Я поздоровался и сел на табуретку, не мешая ему. Через какое-то время заявился Аверя в своём добротном тёмно-синем полупальто, руки в карманы, весь из себя серьёзный и важный. Влетели Юрка с Гришаней. Немного погодя деликатно постучал в дверь Саша Брода. Нашей компании он был, безусловно, не ровня, но у него с Берком имелись какие-то свои дела, и он нередко захаживал к нему, с удовольствием просиживая с нами до позднего часу. — И когда вы повесите лампочки в подъезде и на этажах? — своим по-женски тоненьким голоском пропел Саша Брода. — Поднимаешься по лестнице, и сердце в пятки уходит. — Во-во! — поддакнул Аверя. — Так и кажется, что в чёрной темноте тебя кто-то из угла за задницу схватит. — Вчера в двенадцать ночи, — подал голос неразговорчивый Гриня, — когда локомотив заглох и свет погас во всём Тогуре, опять в проходной кто-то за печкой громко стонал. Дежурная вахтёрша чуть с ума не сошла. В больницу положили сегодня… Это определило тему дальнейшего разговора. Все в Тогуре в те годы почему-то постоянно помнили, что лесозавод стоит на старом остяцком кладбище, и многим на его территории блазнилось всякое. Мы рассказам о тех таинственных происшествиях искренне верили и всегда были рады лишний раз пощекотать свои нервы, особенно когда было что-нибудь новенькое, касающееся не только лесозавода. Сердце замирало, душа уходила в пятки, озноб гулял по спине. Берк оставил в покое фуганок, отмахнул стружки в сторону, сел на верстак. — Говорят, — сказал, — под Колпашевским мостом опять чудеса начались… Мы притихли. Мы все, кроме Юрки Глушкова, очень хорошо знали, что год назад из-под этого самого моста, находящегося всего в двух километрах от Тогура, милиция извлекла почерневший труп неопознанного мужика, после чего там, под мостом, ночами стали слышаться какие-то странные шорохи, голоса, от которых у поздних пешеходов отказывали ноги и волосы становились торчком. Потом всё утихомирилось. И вот, значит, опять… — 40 —
|