|
Не мирное журчание ручья. Я кровью истекающий на рифах Фрегат, пооборвавший якоря. Я не поэт. Меня не знают люди. Им все равно, как, впрочем, и тебе. Я ветер, завывающий на груде Осколков счастья, выбитых в борьбе. * * * Когда в вечерний час забвенья Приходишь, милая, ко мне, Румянец декабря осенний Теряет силу. Как во сне Цветут осины, клены, ели В пыльце крещенских белых пчел, И пляшут юные Адели, И ночь спешит ко мне за стол. * * * Я понял, что чистое имя Дороже моей любви. Что было меж нами двоими – Неясно отныне. Слыви Веселой и беззаботной, И юной улыбкой слепи. Всё в мире должно быть свободным, И злость ни к чему копить. * * * Любимая, я спал, а ночь молчала. Никто не потревожил у причала морскую грудь. И свет Луны страны потусторонней отраженьем входил в мой дом, заваленный золой. О, как давно расстался я с тобой… * * * Я видел твоих двух подружек, что тихо в метро ускользнули, куда наконец я забрался, от ветра надеясь спастись. Тебя среди них не заметив, остался стоять. Но напрасно я ждал. И ушел. И, быть может, за мною ты сразу прошла. Вот старая песня, не правда ль? А ты так юна, что невольно хотелось мне верить, что Время сумел я само обмануть. Но честь мою в прутья решетки безжалостно ты превратила. И вот уж гадаю привычно: зачем эта честь мне нужна? Конечно, она посильнее, чем даже сомнения страсти, я полностью ей подчиняюсь. А может быть это обман. Красивый обман. А бесчестье – обман некрасивый. Что лучше? Я еду опять в электричке, пути ж подо мною горят. Иду – и асфальт полыхает. Вхожу в дом – а мне вдруг с порога: «Огонь под тобой, - сообщают. – Воды ты успел ли набрать?» А после - так холодно… Снова не сплю допоздна. Рассуждаю с собой. Всё сомнительно, шатко… К чему я пришел? Ни к чему. В мои годы это обидно. Машина вращается. Снова отброшен я прочь. Ночь. Так тихо… — 56 —
|