Розенкрейцерское просвещение

Положение наше все же куда лучше, чем у более ран­них исследователей розенкрейцерских текстов, — ведь мы знаем, что на манифесты сильнейшим образом повлияла «Ие­роглифическая Монада» Джона Ди. Проповедуемая в этих документах «таинственнейшая философия» и есть фило­софия Ди. Аллегория же склепа и обнаружения скрытых в нем чудесных сокровищ, скорее всего, означает, что дви­жение вобрало в себя некие новые идеи. В конечном сче­те — правда, не целиком — эти новые веяния тоже восхо­дят к влиянию Ди, к его богемской миссии 1580-х гг. С се­мействами тогдашних сторонников Ди поддерживал дружбу Кристиан Анхальтский, главный организатор движения, дол­женствовавшего возвести Фридриха Пфальцского на богем­ский престол. Манифесты же, я уверена, являют собой мис­тическое обоснование этого самого движения, сочетавшего ревностную набожность с реформационными настроения­ми, элементами герметизма, магии и алхимии — к чему и при­зывал Ди в своих богемских «проповедях». Не нужно за­цикливаться на этом обстоятельстве: понятно, что манифе­сты вобрали в себя и множество иных влияний; и все же факт совпадения по времени фридрихианского движения и розенкрейцерских публикаций имеет первостепенное зна­чение — как и факт влияния на манифесты идей Ди, не вы­зывающий никаких сомнений и прекрасно согласующийся с гипотезой о возникновении манифестов в атмосфере борьбы за богемскую корону.

Эта гипотеза находит неожиданное подтверждение в источниках совсем иного рода. Враги движения порой пре­доставляют нам очень ценную информацию, к рассмотре­нию которой мы сейчас и обратимся.

Андреас Либавий, один из крупных представителей ран­него периода развития химической науки, определенно не питал дружеских чувств к розенкрейцерам. Либавий при­надлежал к тем «химикам», которые кое в чем поддались влиянию новых учений Парацельса. Так, он признавал целесообразность использования во врачебной практике новых химических снадобий, за которые ратовал Парацельс, однако в теории придерживался традиционных Ари­стотелевых и Галеновых концепций, а мистицизм Пара­цельса отвергал. На титульном листе главного труда Либавия, «Алхимии», опубликованного во Франкфурте в 1596 г., красуются портреты Аристотеля и Галена — а ведь розенкрейцерские манифесты нападали на последовате­лей этих древних философов, обвиняя их в старомодной негибкости ума. То ли Либавий принял эти нападки на свой счет, то ли обиделся за традиционное учение, одно несомненно: критика Либавия в адрес розенкрейцерских манифестов переполнена враждебностью к тем «химикам», которые, подобно нечестивому Парацельсу, мало чем от­личаются от колдунов. Либавий обвиняет авторов мани­фестов в непонимании серьезной, научной алхимии, кото­рую они подменяют нелепым теоретизированием, и пред­лагает свои «благонамеренные размышления» в качестве указаний, следуя коим заблуждающиеся смогут осознать свои ошибки, обретя вместе с тем прочное основание в истинно научной алхимии.