Розенкрейцерское просвещение

Если отвлечься от заметных стилистических разли­чий, становится очевидным, что отрывок из Боккалини за­ключает в себе идеи, весьма близкие содержащимся в «От­кровении»: необходимо осуществить новую реформацию, поскольку все прежние попытки такого рода провалились; возглавить эту реформацию должно некое движение, вдох­новляемое прежде всего христианской любовью и мило­сердием. Вымышленная история о суде Аполлона содер­жит в себе тот же призыв ко взаимной доброте, что и миф о Христиане Розенкрейце и его Братстве. Правда, Бокка­лини ничего не говорит об интеллектуальном просвещении, которому придается столь большое значение в «Открове­нии», да и тон его повествования — печальный и безна­дежный, в отличие от брызжущего оптимизмом розенкрейцерского манифеста.

Факт публикации отрывка из Боккалини под одной обложкой с «Откровением» показывает, что автор, или ав­торы, розенкрейцерского манифеста, составляя свое по­слание, имел(и) в виду и Италию, точнее, Венецию. И, уж конечно, политико-религиозная ориентация Боккалини, его антигабсбургские взгляды были понятны и близки тем кру­гам, откуда вышли розенкрейцерские манифесты. А от идей Боккалини тянется прямая нить к воззрениям Джор­дано Бруно. Боккалини, скорее всего, испытал влияние Бруно: ведь его взгляды так похожи на взгляды великого философа, а умение воплотить в слове гигантскую карти­ну (такую, например, как «Суд Аполлона»), наполненную мифологическими персонажами и заключающую в себе сложный политико-религиозный смысл, напоминает мощ­ную «словесную живопись» в бруновском «Изгнании торжествующего зверя» (Spaccio della bestia trionfante).

В молодости Джордано Бруно тоже «ожидал великих свершений» от Генриха IV3. Он много путешествовал по Европе, пытаясь отыскать те силы, что могли бы поддер­жать Италию в ее борьбе против испано-австрийской ге­гемонии. Такую поддержку он рассчитывал получить от французской монархии, которую олицетворял тогда Ген­рих III, но искал ее и в елизаветинской Англии, стране рыцарей и поэтов, и в лютеранской Германии. Бруно вер­нулся в Италию, когда обращение Генриха IV в католичество, казалось, сулило его стране скорое наступление но­вой эры большего «либерализма» и веротерпимости. За свой преувеличенный оптимизм ученый поплатился жиз­нью: в 1600 г. он был сожжен на костре.

В те годы, о которых идет речь, отношение Генриха IV к основным задачам, стоявшим перед его эпохой, так при­влекавшее и Бруно, и Боккалини, во многом совпадало с позицией Кристиана Анхальтского и Пфальцского кня­жества вообще. Князь Анхальтский и правители Пфальца были готовы поддержать вторжение французского ко­роля в Германию, но поход не состоялся: в 1610 г. Генрих был убит. Боккалини в своей книге сумел выразить от­чаяние, охватившее всех итальянских вольнодумцев, ко­гда эти планы провалились. Напечатав отрывок из Бок­калини вместе с «Откровением», авторы розенкрейцерского манифеста тем самым показали, что помнят об Италии, подчеркнули связь розенкрейцерства с тайными мистиче­скими, философскими и антигабсбургскими идейными те­чениями итальянского происхождения.