Пучина людская

Постепенно злясь, ругаясь и критикуя книги, Гордеев, от некуда деться, стерпелся с образовательной тарабарщиной, что удалось понять – понял, что логике не поддаётся – запом­нил, в особо рутинных случаях придумал своё объяснение.

Прошли майские праздники. Назревал поход на берег для сдачи первого экзамена по литературе: сочинение. При отсут­ствии знаний надежда только на матросскую находчивость.

По мере продвижения эскадры на восток водная стихия за бортом непрерывно меняет свой вид. Мягкоголубое Север­ное море постепенно наливается серым оттенком и в Норвеж­ском море вода уже становится похожей на мокрый асфальт. Но летом в середине июня водное беспределье ещё чистое и только волны заполняют собой ширь до горизонта. Однако стоит хоть чуточку пересечь условную границу с Баренцевым морем, так сразу же впечатление меняется. Волна наливается свинцом и кажется, что у неё нет других забот, как только бить с остервенением в борта кораблей. Кроме свирепости водяной появляется новая опасность – ледяные горы-айсберги. Они ещё идут порознь и своей громадиной заранее предупреждают об опасности, так что кто не зазевается, тот сможет глазами уви­деть угрозу и обойти её дальней стороной. Но по мере подхода к Карскому морю айсберги собираются в стада, их блестящие вершины заливают бликами зыбкую гладь, солнечные зайчики, весело играя, приглашают пробежаться, как по тверди, и хотя бы малость отвлечься от надоевшей палубы, вечно уходящей из-под ног. Создаётся обстановка когда глазам верить нельзя.

Тогда все чаяния на штурманские станции обнаружения. Они видят недалеко, но зато от самого борта и в его округе, потому всматриваясь в экран локатора можно определить, с чем именно столкнётся корабль в следующее мгновение. А если локатор неисправен? Тогда корабль вроде слепого в густом лесу: куда бы ни ткнуться, везде угроза или даже смерть.

Карское море будто нарочно задумало собрать весь лёд, где только можно, и всё более уплотняя его, затолкать сплош­ным массивом в Вилькицкий пролив. И у него такая шалость получилась. Вертолётное обследование показало непроходи­мость пролива даже для атомного ледокола. Значит, придётся где-то вблизи искать относительно чистую воду, дрейфовать и трепетно следить за ветром, и гадать, когда ему вздумается отогнать ледяное нагромождение из пролива. А пока во все глаза, устремлённые в экран локатора и в дымку круглосуточ­ного дня, всматриваться в снующие глыбы и увёртываться от них, рискуя столкнуться с чем-то ранее не замеченным. Одна­ко вскоре операторы штурманских станций по всей эскадре отметили сначала ослабление чёткости картины на индикато­ре, затем появление размытости изображения, и наконец, экран приобрёл равномерно матовый оттенок, совсем не пригодный для распознавания забортной обстановки. Корабли ослепли. Нельзя было и глазами хотя бы что-то различить, ибо почти внезапно, как это обычно бывает на севере, опустился молоч­ный туман, и стало холодно. Холодно – это вовсе не то состоя­ние, когда можно потеплее одеться и защитить себя от мороза и ветра. Северный холод – это всепроникающая мгла при тем­пературе весьма ниже нуля, которая заползает в любую одежду, остужает тело, постепенно лишая его собственного тепла, чем бы оно не куталось. Некоторое спасение приходит от интен­сивных движений, но ненадолго, поскольку шинель сверху покрывается льдом, что делает человека неуклюжим. При об­щем оледенении всего, что есть вокруг, корабельная непово­ротливость – это почти смертельный приговор.