Пробовали чудище не замечать. Стоит себе, мол, и пусть стоит и никому, тем более мне, слесарю, до него дела нет! Но весть разнеслась по другим цехам и любопытные приходили посмотреть лично, стали подшучивать над неряхой, выдавать едкие насмешки, рисовать карикатуры и всячески забавляться. Идея отмечать захламлённые места раскрашенным животным была подхвачена, потом стала всезаводской и отделы даже стали соревноваться в том, кто гаже отобразит беспорядок. По мере высвобождения производственных площадей, на очищенных территориях появились цветы. За них принялась женская часть коллектива и стремление лучше всех украсить свой угол приняло состязательную увлечённость. На заводе развернулось движение за чистоту. Но вдруг оно было запрещено ... Против выступил комитет комсомола. Как это так? Кто позволил? Почему не согласовали? Как отвлечение рабочих отразится на выполнении плана? Профсоюз выступил в защиту специалистов, которых незаконно вынуждают заниматься нештатными делами. А куда смотрит руководство цеха? Создали комиссию. Нашли зачинщика. Решили: отсебятина, идущая вразрез с утверждённым планом комсомольской работы. Раскрашенных животных, оскорбляющих советского человека, убрать, порядок наводить разрешёнными методами, цветы в цехах не предусмотрены, Гордеева из комсомола исключить за самоуправство и создание непроизводственных отношений. Низовые, т.е. цеховые комсомольские организации, изнывали от безделья. Уже давно надоели призывы типа повысить, улучшить, поднять, обеспечить, обратить внимание ... Молодёжи хотелось живой работы, ощутимой пользы, общественной нужности, словом, кипения души. И тут кстати пришлось движение за чистоту. Хотя заводской комитет разразился карами за то, что его, мол, не спросили, обошли в инициативе и не пригласили возглавить, сама идея уюта на производстве людям понравилась и они продолжали её осуществлять. Однако по мере очищения площадей внутри помещений снаружи этих же помещений накапливалось всё больше хлама, который явно никому не принадлежал, значит, некого было совестить разукрашенной свинкой. Требовался иной подход. Разжалованному Гордееву уже нечего было терять, потому он изложил свой замысел прямо в секретной службе, потом в охранной и, наконец, в администрации завода. Получив разрешение, организовал молодёжь цеха и они в нерабочее время почти месяц грузили на машины, вывозили за пределы охраняемой зоны и сдавали металлолом на городских пунктах. Лома оказалось так много, что вырученные деньги давали возможность решиться на дотоле невиданные поступки. И первым из них стала частная оплата работ малярного участка. Стены, ранее скрытые под слоем хлама, были оштукатурены, окрашены и даже разрисованы сценами из жизни откопанного цеха. — 88 —
|