Пучина людская

Грозя оружием, кулаками и матом, нервно возбуждённые от предвкушаемой расправы, полицаи покинули двор. Почти задохнувшегося отца едва вытащили из каманка. С обгорелы­ми ногами и лицом, с выпученными глазами и сажей забитым ртом, уже плохо соображающим в обстановке, он казался без сознания. Но свежий воздух, очищенный рот и промытые гла­за, да ещё лежачее положение и кружка свежей воды вскоре привели фронтовика в чувство. Кое-как его отмыли, одели, накормили и уложили спать. Проспал до вечера. Полночи рас­сказывал о своих военных мучениях. Как только стал брезжить рассвет, проводили его, и он ушёл в сторону ночного зарева навстречу наступающим войскам. Ушёл навсегда, в вечность. В июле 44 года он погиб при освобождении Варшавы. Сколь­ко же надо страданий на душу населения, чтобы жила страна?

Отец в действующей армии находился с 1938 года. Имея два высших образования: капитана речного и морского флота и педагогическое, его постоянно выдвигали на присвоение офицерского звания и командной должности. Однако офице­ры в то время обязаны были служить 25 лет, что не устраива­ло отца, мечтавшего после войны продолжить директорство­вать в школе. За упрямство его много раз наказывали, лишали заслуженных наград или же направляли на самые потерьные участки фронта. Так, он несколько лет воевал в почётном зва­нии рядовой. Затем по мере убыли кадров его вынудили ко­мандовать артиллерийским взводом и, когда он в очередной раз отказался от повышения, назначили полковым связистом. Около двух лет отец бегал под пулями по минным полям с катушкой, разматывая провод связи. Где-то под Варшавой на­ступил на мину. Около двух месяцев боролся со смертью в го­спитале. В повестке отмечено: „Гордимся мужеством Ивана, будучи изрешеченным осколками, он стойко переносил боль и вселял уверенность в других, но в результате множествен­ного воспаления умер от ран”. Его сыновьям положили по 76 рублей пособия, что равнялось 30 буханкам хлеба. Прожить можно, если ходить босиком, без штанов и рубахи, а жить ”во чистом поле”. Жену-учительницу осудили на год за воровст­во сухих веток в лесу, которые она принесла на себе для спа­сения от смерти замерзающих детей в нетопленной избе. Если уж чествовать защитников отечества, то наотмашь, до крови!

Ребёнок Толя вырос и превратился в Анатолия. Однажды в возрасте около сорока лет пришлось ему навестить родное село. В хорошую погоду с настроением именинника шёл он по знакомым улицам, отмечая перемены. Внезапно взгляд оста­новился на существе, идущем навстречу. Яков! Вмиг рассу­док помутился, прошлые события погасили голову и добрый удар в челюсть свалил всё ещё крепкого казнителя семьи. Что было потом восстановлено со слов свидетелей. Толя со звери­ным рыком, припав на четвереньки, вцепился зубами в шею Якова, прокусил её до крови и, клацая зубами, отрывал куски плоти, и захлёбываясь гадкой кровью, выплёвывал оторванное мясо в дорожную пыль. Набежали люди, оттащили взбесив­шегося гостя, уложили спать и привязали к кровати во избежа­ние повторной расправы. Дня через два он очнулся. Бледный, сразу исхудавший, дрожавший всем телом с мутным взглядом. Якова в селе уже не было, а вскоре прошёл слух о его смерти.