Пучина людская

Как, например, Остроухов Валентин. Ему, щадящим сти­лем говоря, наука давалась туго-трудно. Но он для своего спа­сения изобрёл метод, как прослыть вдумчивым. Для этого он перед лекцией просматривал в библиотеке последний журнал по теме, выискивал простейший вопрос, на который запросто можно ответить без подготовки, и в манере политработника задавал его преподавателю. И так перед каждым занятием. Постепенно активность была замечена, а сам студент прос­лыл перспективным, несмотря на едкие ухмылки товарищей. На распределении Валентин был направлен на один из киев­ских заводов. Там его быстро раскусили и предложили долж­ность старшего техника отдела снабжения. Это надо было пять лет изучать высокие науки, чтобы едва справиться с работой десятиклассника. Однако его метод сработал. Он осел в Киеве!

И когда Гордеев увидел фамилию Остроухова в киевских списках, а свою в перечне выпускников, направленных в Жи­томир, его охватило возмущение. До этого уже прошли мно­гочасовые беседы с зав. кафедрой Орнатским Петром Павло­вичем, в которых он доказывал перспективность заводской научной школы с яркими возможностями внедрения студенче­ских наработок и уже почти склонил Гордеева на послушание. И если бы не гротескное распределение Остроухова, затеря­лась бы судьба специалиста с красным дипломом в клановой задиристости местных влиятельных течений.

Пылая гневом, Гордеев влетел в кабинет Орнатского: „В Житомир не поеду!” И это всего за сутки до заседания высо­кой министерской распределительной комиссии. Значит, непо­рядок на факультете, плохая работа заведующего с кадрами, к выпуску студенты подошли без должного партийного настроя, видимо, институтское начальство не совсем соответствует ... Пауза породила гнетущую тишину. Гордеев красный от него­дования стоит у доски почёта с его же портретом отличника, несменного все пять лет, а Пётр Павлович сидит в кожаном кресле хозяина, упёршись мощными руками в подлокотники. И когда тишина напряглась до предела, заведующий вдруг вы­прыгнул из кресла, почти по воздуху подлетел к возмущенцу и с криком: „Гордеев, ты враг народа!” – двинул его, что было мочи в его же портрет на стене. От неожиданности Гордеев распластался по доске почёта, потом стал медленно сползать на пол и, наконец, привалился к обоям, вытянув ноги.