|
* * * А пока Тачибана ехал во французский особняк, парижский консул говорил с Гиацинтовым, интересуясь дальнейшей участью большевиков, арестованных по делу подпольной газеты. Он говорил о необходимости находить третье решение судьбы политического противника. Ни в коем случае – террор, это плохо принимает мировое общественное мнение. Но недопустим и пустой либерализм – в России либерализм обязательно кончается кровью. – Любой поступок разрешен, – заметил консул, – только всегда необходимо иметь про запас того, кто потом станет козлом отпущения. Хотя, простите, – прервал себя консул, – еще могут подумать, что я вмешиваюсь в ваши внутренние дела. Гиацинтов быстро глянул в мягко улыбающиеся консуловы глаза. – Гродеково, центр семеновской группировки, – закончил беседу консул, направляясь, встречать Тачибану, – кажется, последний железнодорожный пункт, а там граница. То есть возможна высылка большевиков, а не казнь. Забытое благородство по отношению к оппозиции. Это понравится миру. А если Семенов в Гродекове красных обидит, это уже не ваша забота, а ваша печаль. Да, мы заболтались, прошу вас в тот зал, Кирилл Николаевич, бридж обещает быть интересным, хотя несколько вялым. Где же господин Ванюшин? – По-моему, в библиотеке. – Нет, – глухо ответил Ванюшин из-за камина, – он не в библиотеке, он – здесь. Исаев зашел к Фривейскому и возгласил с порога: – О, великий и всесильный! – Говорите еще, – шутливо попросил Фривейский и закрыл глаза, показывая, как это ему приятно. – Итак, завтра в три? – спросил Исаев тихо. – Да. Я заеду за вами в «Версаль», Максим Максимыч. Только смотрите: проиграем мы с вами все на свете. – Это даже занятно, иногда проигрыш полезней выигрыша. – В каком смысле? – В том смысле, что все переоцениваешь. Заново и трезво. Секретарша принесла последние газеты. Исаев и Фривейский профессионально быстро проглядели полосы. Фривейский усмехнулся. – Послушайте, какую заметку тиснул ваш орган: «Загубили, суки, загубили! От тюрьмы, как и от сумы…» Исаев и сам увидел заметку, сообщающую о похоронах Васильева – красного лидера. Он тоже рассмеялся вровень с Фривейским: смешок, смех, хохот; спрятал газету в карман и ушел, рассеянно раскланиваясь на лестнице со знакомыми. А в редакции заврекламой визгливо кричал, оправдываясь: – А откуда я знал, что контрразведка рассердится?! Мне важно, чтобы не рассердились подписчики! Тоже мне, понимаешь, Наты Пинкертоны! — 74 —
|