|
Заместитель редактора, распекавший рекламу, басил: – Не визжи! Отвечать приходится мне – по телефону. А вот в девять часов завтра ты будешь им отвечать не по телефону, а в комнате номер семь, на Полтавской, три. – Что за вопли? – спросил вошедший Исаев. – Как я понял случилось нечто непоправимое. – Откуда я знал, что тот тип филер?! – жалко кричал заврекламой. – Откуда я знал, что это из охранного?! – Вы поменьше об этом распространяйтесь, – посоветовал замредактора, – а то вам наверняка шею свернут. «Загубили, суки, загубили!». – Гиацинтов обижен, что их контору назвали сучьей? – поинтересовался Исаев. – Да нет! Совсем наоборот! Их возмутила фривольность тона о погибшем Васильеве! По-прежнему усмехаясь, Исаев вышел из кабинета и неторопливо отправился в кафе «Банзай». Там он сел в уголке за бамбуковой перегородкой. Вскоре пришел Чен. Они молча переглянулись. Исаев раскуривал сигарету и шептал, пока лицо его было скрыто в пахучем голубом дыму: – Предупредите подполье, что похороны Васильева – провокация. Никто не должен идти на кладбище… ХАРБИНСКИЙ ВОКЗАЛК перрону подходит состав, прибывший из Читы. В салон-вагоне правительственная делегация ДВР во главе с Федором Николаевичем Петровым и Василием Константиновичем Блюхером, направляющаяся на переговоры с японцами в Дайрен. Звенят разбитые стекла вагонов. Улюлюкают на ночном перроне белогвардейцы. Орут: – Вон отсюда, палачи! – Убирайтесь, комиссары! Японская полиция стоит чуть в сторонке, в белых перчатках и ослепительных гетрах. Лица улыбчивы и доброжелательны. Руки сложены на животиках: ни дать ни взять – игрушечные полицейские. Делать им сейчас ничего нельзя: демократия прежде всего. Кричать можно что угодно и кому угодно. Нельзя разрешать действовать физически. Это нехорошо. Это даже некрасиво. Этого полиция постарается не допустить. Выходят наши товарищи на привокзальную площадь, а там кричат еще пьяней и похабней, просто извозчичьим матом орут. Делегация садится в две машины и уезжает к зданию представителей ДВР, которое охраняет японская жандармерия. На следующий день, после протеста, заявленного делегацией, японские власти подгоняют к зданию представительства ДВР три броневика и роту солдат. Очередной изящный укол: делегация идет к вагонам, чтобы следовать в Дайрен – к месту переговоров, – а вокруг марширует рота солдат. И не понять, то ли арестованных увозят, то ли почет оказывают. Повар, нанятый в Харбине делегацией, полунемец, полутатарин, проживший на Востоке всю жизнь, шепотом объяснял проводникам салон-вагона: — 75 —
|