|
Исаев сел к телефону и стал смотреть на черный нескладный аппарат. Тихонько скрипнула дверь. Исаев поднял голову и увидел Сашеньку. – Максим Максимыч, – сказала она решительно, – я написала про то, что вы мне показывали. Вы обязаны это напечатать. И она положила на стол тетрадку, исписанную аккуратными строчками. Прочитав первую страницу, Исаев усмехнулся и смешно почесал нос. – Сколько вам лет, Максим Максимыч? – Почему вы спрашиваете? – Потому что вы смеетесь там, где может смеяться только черствый старик. – Мне семьдесят семь лет, – улыбнулся Исаев. – Сашенька, разве это можно напечатать, славная вы девочка? – А вы испугались? – Конечно. – Максим Максимыч, пожалуйста, не говорите так. Вы лучше, чем хотите казаться. Вы хотите быть плохим, наглым, у вас это великолепно выходит, только у вас иногда глаза бывают, как у больной собаки. Это я так для себя определяю глаза честных людей. Исаев испугался той нежности, с которой он смотрел на девушку. Он заставил себя опустить веки и потереть виски. Усмехнулся обычной своей колючей ухмылкой, покачал головой. «Если за мной пустили наружку, то оппозиционность и скандал в печати будут сейчас мне даже на пользу, – быстро решил Исаев. – Человек, который ничего не боится, должен идти на скандал и открытую драку. Если я в чем-то засветился и Гиацинтов возьмет меня, я стану утверждать, что он расправляется со мной из-за скандального разоблачения в нашей газете дельцов, связанных с полицией. Интеллигенция станет на мою защиту. Можно будет тогда обратиться к Ванюшину и ребятам из Ассошиэйтед Пресс. Это на крайний случай, конечно. Сейчас я должен идти на драку – это лучшее алиби». – Хорошо, – сказал Исаев, – только, Сашенька, давайте договоримся: вы снимаете свою подпись, во-первых; клянетесь никому не говорить, что это написали вы, если не хотите мне зла, во-вторых; и, в-третьих, после того, как я сам поправлю ваш материал и наберу его, эта тетрадка будет сожжена. – Хотите, дам честное благородное слово? – Хочу. – Честное благородное слово, Максим Максимыч! Не обижусь: дописывайте, переделывайте и жгите – пожалуйста. Но обязательно напечатайте про этот наш позор. Только неужели вы слову верите? – Вашему – да. Ну-с, теперь быстренько уходите. И надуйтесь на меня для вида, а я пойду работать. Исаев взял тетрадь и побежал – через две ступеньки – вниз, в наборный цех. ПОЛТАВСКАЯ, 3
|