Змеиная голова, поднимающаяся из озера: вкусите, и будете, как боги. Подслеповато вглядываясь в темноту и помогая себе тростью, Джойс очень осторожно, но с достоинством приблизился к стойке и жестом попросил еще пива. Он мрачно посмотрел на свое отражение в зеркале; прямо над ним раскинул крылья огромный бронзовый орел. Вот, почти вспомнил. Из глубин подземелья в Сен‑Жиле — страшный крик разнесся на мили. Трам‑трам‑трам‑тарарам. Черт, никак не могу вспомнить. Задребезжали оконные стекла: фён гуляет по улицам Цюриха. Когда Эйнштейн наконец вернется из туалета? Мочевой пузырь: сложная воронка. Если во мне продолжает жить студент‑медик, то живут и священник, и музыкант. Святой Джеймс из Дублина, покровитель кадил, катетеров и кантат. Почему бы и нет, ведь моя проза всегда получается одновременно музыкальной, литургической и клинической. Ага, вот и зеленый свитер Эйнштейна. — Ну что ж, Джим, — сказал Эйнштейн, не садясь на свое место, — мне кажется, на сегодня хватит. — А может, еще по кружке? — с надеждой предложил Джойс. — Ein stein[4], Эйнштейн? Эйнштейн грустно покачал головой. — Мне завтра утром на занятия. — Надеюсь, мы еще встретимся, — сказал Джойс, сделав попытку учтиво приподняться со своего стула. — Я бесконечно благодарен вам за идею квантового языка. Возможно, она станет ключевой в том огромном романе, который я все пытаюсь начать… — Не знаю, можно ли применить квантовую физику к языку, — сказал Эйнштейн, — но рад, если хоть чем‑то вам помог. Для меня этот разговор был не менее интересным и полезным. Внезапно косо висящая входная дверь распахнулась под чьим‑то мощным толчком, и Джойсу пришлось быстро отступить, чтобы избежать столкновения. Неуклюже пошатываясь, в пивную ввалился привлекательный, но чем‑то ужасно расстроенный молодой человек. Мертвенно‑бледное лицо и сумасшедший взгляд говорили о том, что на его долю выпало какое‑то ужасное испытание, какой‑то чудовищный страх, с которым не в силах совладать слабый человеческий ум. Все в зале замерли. Хотя незнакомец был одет как настоящий английский джентльмен, не стесненный в средствах, в руках у него был дешевый желтый чемодан. Судя по жутковатому смешку, который вырвался у него, когда он отчаянно пытался справиться с истерикой, в этом чемодане мог быть яд, клубок кобр или человеческие головы. В пивную вполз почти осязаемый страх, который заставил утихнуть веселую полупьяную компанию. Аккордеонист перестал играть и опустил аккордеон. «Что предсказывает это вторжение?» — одновременно подумали все, и каждый получил неожиданный и ужасный ответ: «Только сумасшедший может быть абсолютно уверен в чем‑либо». В каждой тени на степах этого сырого и древнего погребка раскрылись грешные и вечные секреты забытых эпох и мрачные пропасти богохульной некромантии. Дверь металась на ветру, словно потревоженный дух, зловеще поскрипывая. В зале послышался какой‑то странный, почти неразличимый шелест. — 11 —
|