|
«Как вы понимаете, драгоценнейший Владислав Евгеньевич, ум человеческий с древних времён томится по некоему всеохватному определению или концепции, которые могли бы дать всеобъемлющее описание многообразию явлений и форм воспринимаемого мира в максимальной полноте их взаимосвязей. Истоки стремления изложить некое единое и полное описание мира мы находим ещё у досократиков: у Гераклита, с его универсальным первоначалом огня, у Парменида, с его бытиём, заполненным мышлением, и у многих других. Эта тенденция была продолжена Платоном, неоплатониками, философией Средних веков и эпохи Возрождения, она приобрела захватывающий размах в период расцвета классической философии и, выйдя чуть ли не на победную финишную прямую на пике модернизма... неожиданно обломалась. В тот момент, когда по образному выражению Жиля Делёза и Феликса Гваттари: «мир потерял свой стержень», употреблённому ими в своей революционной книге «Капитализм и шизофрения», для интеллектуально вменяемых людей стало очевидным, что построение неких универсальных описаний — принципиально невозможно, а все предыдущие попытки найти такие универсальные описания и обобщения были связаны с тем, что несчастный человеческий ум всячески пытался обрести утешение и опору перед лицом разверзшегося хаоса, о каковом пытливые мыслители догадывались даже ещё и в прежние времена. Сейчас же вменяемый человек отдаёт себе отчёт в невозможности выразить всю потенциальную бесконечность сущности бытия в конечном индивидуальном и даже коллективном усилии познания. Иными словами, мы вынуждены признать, что живём в ситуации принципиальной нехватки информации в самых различных контекстах бытия». На этих словах хозяйка сделала паузу. Её очи в эту минуту, казалось, исследовали самое нутро Владислава Евгеньевича. К чести последнего, надобно признать, что он так искусно был подготовлен для устремлённых к нему речей, что воспринимал их ясно, чётко и образно. Вопросов не возникало. Убедившись именно в этом, Розова пустилась в дальнейшие рассуждения: «Ежели коснуться этической стороны вопроса, то приходится принять, что нам не дано определить, являются ли какие-то события и явления отдельной жизни или жизни народа благом или не являются, руководимы ли они волею случая или же провидения. В наших силах — сделать лишь экзистенциальный выбор — доверять или же не доверять происходящему, как чему-то, превосходящему наши возможные объяснения. И это, представьте себе — именно в силу принципиальной нехватки информации. Мы принуждены отказаться от попытки найти некий услужливый самообман и принять принципиальную нестабильность и коллажность как наших восприятий, так и наших описаний». Лебедько приметил, что в этот день хозяйка стала ещё как будто прозрачнее. Ещё более было у неё мягкости в выговоре речей, осторожной умеренности в словах и выражениях, более уменья держать себя и более такта во всём. «Ну, раз такая комиссия, тут уж точно жди какого-нибудь подвоха», - подумал он про себя, вслух же выронил слов немного, но с весом, дабы оправдать мнение Розовой о нём, выказанное ею в начале разговора: «Получается, по вашим словам, что заместо поисков неких универсальных обобщений, мы переходим к многообразию отдельных контекстуальных точек зрения, кои в наступающее время и будут некой коллажной опорой нашего мировоззрения?» Веронике Павловне, как видно, понравилась сообразительность гостя. Сделавши весьма благосклонное движение головою, она сказала: «Это вы очень точно изволили понять. Но, заметьте, что, несмотря на, казалось бы, столь пессимистичный прогноз, сам риск подобного безнадёжного предприятия может стать действительной опорой, находящейся в состоянии неустойчивого равновесия. А именно таковое состояние и является единственной возможностью для хоть какого-то развития». — 93 —
|