|
«Я соображал: как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье... Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч, живущих в городе, ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников; но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Всё тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания... И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда - болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, - и все обстоит благополучно»[14]. «Ну, вот, - с горечью в голосе вслух произнёс Владислав Евгеньевич, дочитавши рассказ и разводя руками, - уже и информация начинает приходить со всех сторон в русле вновь образовавшейся доминанты. Не удивлюсь, что ежели решу, вдруг, пойти вечером в кино на фильм с каким-нибудь гламурным названием, то и там будет всё про то же!» Что же, успокоиться не удалось, оставалось уповать разве что на кулинарный талант Вероники Павловны. К чести её, скажем, что надежды сии нашего героя не подвели. Разного рода яствами Розова потчевала гостя, что называется, «от пуза», так что, когда последний отвалился от стола, то даже не мог ещё несколько времени произнести ни слова. В начале хозяйка пустила в ход разнообразные салаты и соленые груздочки, за сим шёл отварной говяжий язык в специальном соусе, состав которого Лебедько так и не разгадал, хотя доволен им остался чрезвычайно. И, наконец, хозяйка вынесла к чаю огромную стопку тончайших блинов, которую гость умудрился полностью смести, окуная блины то в сметану, то в варенье, то в мёд, а то и насыпая в блин изрядную ложку красной икры. Вероника Павловна лишь умилялась, глядя на столь здоровый аппетит. Впрочем, читатель, вероятно, догадывается, что подобный аппетит имел причину не в избытке здоровья, а как раз таки в гнетущих нашего героя переживаниях. — 91 —
|