И вновь Лебедьку предстало видение, в котором несчётное количество людей опутаны были чудовищной паутиной, раскинутой социально-политическими структурами. Только на сей раз никто даже и не пытался биться, дабы вырваться из этой паутины. К своему ужасу, визионер вдруг обнаружил, что все эти существа буквальным образом расчленены на множество частей, подобно тому, как древнеегипетский бог Осирис был расчленён своим завистливым братом Сетом до той поры, пока его возлюбленная — Исида, не собрала все части в единый организм и даже сподобилась оживить его. Грядёт ли некто, обладающий такою же любовью и могуществом, как Исида, в наши дни? Ответить на сей вопрос утешительно Владислав Евгеньевич себе положительно не мог, но всё же осмелился задать вопрос: «Что же, всё столь безнадёжно? Судя по тому, что я слышу от вас, почтеннейшая Вероника Павловна, чем дальше, тем яснее становится мне чудовищные механизмы, целиком завладевшие людскими судьбами, а самая жизнь, чем дальше, тем более кажется безнадёжной и уже совершенно бессмысленной». Розова поспешила протянуть ему руку помощи: «Полноте, драгоценнейший Владислав Евгеньевич, не впадайте, пожалуйста, в панику. Общая картина выглядит, действительно, ужасающе, но не всё ещё потеряно окончательно. Живёт ещё надежда, хотя и не большая, но весьма живительная, на радикальные перемены. И люди, с коими вы общаетесь и ещё будете общаться, как раз и являются проводниками той силы, которая является, пусть пока небольшим, но всё же таки противовесом существующему положению дел. Возможно, и вы, в своё время вольётесь в их ряды». Услыхав такие речи, Лебедько изъявил всяческую готовность со своей стороны споспешествовать благородному делу теперь же, а не когда-нибудь «в своё время». На что получил ответ о том, что торопиться не следует, ибо он далеко ещё не обо всём осведомлён. Согласившись с этим на словах, внутри он долго ещё находился в состоянии кипения от предчувствия себя неким вершителем судеб человеческих, освободителем и, может быть, даже чем-то вроде мессии. И лишь, вспомнив беседу с эсэсовцем в давешнем сновидении, несколько успокоился, да, и то, как кажется автору, не очень-то и надолго. Однако, придавши физиономии своей выражение озабоченности и даже известной доли смирения, вопрошал: «Что же прикажете делать сейчас?» Впервые с момента знакомства, Владислав Евгеньевич лицезрел перед собою Розову, пребывающую в крайней степени сосредоточенности и даже, можно сказать, строгости. Взоры её были пронзительны, а голос, хоть и сохранил былую мягкость, приобрёл нотки настоятельности: «Сейчас вам необходимо понять, что ситуация является в крайней степени критической, а, стало быть, впервые в истории человечество может начать искать сознательный выход из этого кризиса. То, что происходит в современности, с одной стороны, является крайне тягостным и, казалось бы, практически необратимым, с другой же стороны, обладает огромным ресурсом для освобождения от любого тоталитарного дискурса, от любой не только диктатуры, но и власти вообще. А, чтобы получить в свои руки инструмент для освобождения, давайте, для начала, познакомимся с типологией, так называемых, «жизненных миров». Эта типология даёт представление о том, как тот или иной человек, с определённым устройством своего внутреннего мира, переживает критические ситуации[15]. К сожалению, современные психологи почти не уделяют внимание этой схеме, которая представляется нам очень перспективной. Мы с вами сейчас прослушаем отрывок записи лекции одного известного человека, книги и лекции которого вы, вероятно, читали и слушали. Сегодня же вечером я буду говорить с ним на ваш счёт, а затем в самое ближайшее время вам предстоит с ним встретиться лично». — 98 —
|