|
Однако в октябре 1993 года Дознер вновь на баррикадах у Белого дома. Затем в его биографии можно найти восемь лет пребывания депутатом государственной думы. В начале нового века Яков Аркадьевич претерпевает глубокое разочарование в политическом режиме, начавшем формироваться в России и подумывает о новом этапе эмиграции. Увы, на тот момент все его родственники в Франции уже успели скончаться, а гурджиевское движение там становилось всё менее популярным: Дознер решает остаться-таки в России и вести тихую и неприметную жизнь пенсионера на своей даче в тульской области, близ Богородицка. Ограничив число своих учеников всего до нескольких человек, наиболее близких ему по духу, он по сей день занимается написанием мемуаров, которые, однако же, ни одно издательство не берётся опубликовать. Автор хочет особенно подчеркнуть, что в конце восьмидесятых — начале девяностых годов прошлого века Дознер находился в весьма тесных сношениях с Закауловым, Муромцевым, а так же ещё с одним человеком, имя которого называть всуе автор не решается, хотя и надеется посвятить ему в книге отдельное, весьма почтенное место в своё время. Конечно, можно без труда уразуметь, что знакомство со столь яркой личностью, а тем более возможность получить от нее посвящение, сулит для Лебедько подняться ещё на одну, и весьма крупную ступеньку, ведущую, в числе прочих, в дом Муромцева. В Богородицке Владислав Евгеньевич решил, было, позавтракать, да вот только все поиски его в этом направлении свелись к двум закусочным, имевшим таковой внешний вид и соответствующие ему меню, а также столь яростные запахи, источаемые кухней, что наш герой предпочёл оставаться голодным и ограничился лишь пакетом кефира, купленным в местном магазине, да и то просроченным. В полдень как то и было назначено, путешественник отворил калитку забора, окружающего дачный домик знаменитого последователя Гурджиева. Хозяин встретил его весьма сухо, впрочем, с известными элементами тактичности и вежливости, каковая присуща иностранцам. Был предложен стакан чаю и крохотный бутербродик с сыром, да и этому Лебедько был весьма рад, так как чувствовал во рту неприятный привкус несвежего кефира. Собеседники расположились на веранде в плетеных креслах. Яков Аркадьевич выглядел старше своих шестидесяти восьми лет. Был он не только сутул, но можно сказать, даже сгорблен, передвигался исключительно при посредстве специальной трости, а также обильно и часто кашлял. Глаза его не имели сколько-нибудь определённого цвета — про такие глаза говорят обычно - «выцветшие», губы его были бледны, одним словом, здоровьем похвастаться он никак не мог. За этим жалким обликом чувствовались, однако, и сильная воля, и крепкий дух. — 56 —
|