|
Но вот уже поднявшееся гордое солнце величаво сбросило мрачные, хоть и манящие предчувствия, и уже не сжимается роковым предчувствием сердце, когда мелькнут, вдруг, в свете фар на обочине причудливые фантастические тени. Не узнать уже недавний лес, не узнать прихорашивавшиеся берёзки, пустившиеся танцевать в искрах рассветных лучей, не узнать чопорно одетые в зелень осины, рябины и тополя, что украсились душистыми бантиками. А вот ожерельем лепестков развернулась яблоня, сияют молодыми красками цветы, а на полянках желтеют одуванчики. «И что это, брат, ты так расчувствовался?», - спешит озадачить себя вопросом автор, пробежавши взором только что написанные строки, живописующие весеннюю среднерусскую природу, - «Не приготвляешь ли ты нашему герою какое-то мистическое, трансцендентное приключение?» Может и так, а может и не в герое нашем вовсе дело, а в тех картинах, что открываются взору его. То справа, то слева мелькают опустевшие сёла, дремлющие, будто заколдованные мёртвые царевны. Нет, не очнутся они поутру, не наполнятся звонким детским смехом да нарядным хороводом весенней суматохи. Нет, не проснутся. Пусты, мертвы и бесприютны они. Найдётся ли добрый молодец, эдакий королевич Елисей, что сможет дыханьем своим воскресить их, оживить, да превратить вновь в прекрасных юных дев? И сколько этих мёртвых царевен разбросано по земле русской?.. Дождутся ли пробуждения, или так и сгинут, будто и не было их никогда... Подобными печальными размышлениями наполнена была душа Владислава Евгеньевича почти во весь путь, на протяжении коего насчитал он, дабы как-нибудь занять время, около пятидесяти таких вот заброшенных сёл и деревень, где ещё лет пятнадцать-двадцать назад вовсю кипела жизнь, и казалось, не будет ей ни конца, ни края. Лишь в короткий ночной час до рассвета был очарован наш путник магией всевозможности, когда невольно мниться, будто бы жизнь волшебна, и отодвинулись за горизонт сознания те беды и проблемы, что с новой силой выступят при дневном свете. А тут ещё, приближаясь к Богородицку, дорога стала столь несносна, а колдобины на ней столь глубоки, что пришлось «троечке» проделать последние пять километров за целых полтора часа. Много было посулено за это время бойких русских слов, вырывающихся из-под самого сердца, и нелёгких пожеланий местной администрации. Да и вообще, ежели честно признаться, в это утро, наблюдая брошенные и разрушенные деревни, да изредка попадающихся вдоль дороги пьяных, с самого утра, мужичков, да сиротливых старух, вылезших из покосившихся избёнок, дабы подставить свои неизлечимые уже болячки восходящему солнышку, как единственному оставшемуся утешителю, многое было сказано нашим героем в сердцах эпитетов в адрес всяческой власти. Так что, ежели автор и решился бы вдруг явить читателю обрывки монологов Владислава Евгеньевича, то пришлось бы, пожалуй, ставить одни только многоточия. — 54 —
|