Тот факт, что у многих людей можно стимулировать видение этого света и игры цветов путем подведения к глазам электрического тока или надавливания, не должен приводить его к отрицанию всякого светового восприятия на земле в его объективных фазах, в чем мы вскоре убедимся, но должно привести его к пониманию того, что света гораздо больше, чем ему первоначально казалось, ибо аналогичные эффекты порождаются аналогичными причинами. Далее он утверждает, что «совершенное и полнейшее несходство между нашими чувственными восприятиями, то есть зрительными, слуховыми, вкусовыми, обонятельными и осязательными абсолютно не зависит, как мы видим, от характера внешнего объекта, но исключительно от центральных нервных связей, на которые осуществляется то или иное воздействие. Эти элементарные ощущения цвета могут вызываться лишь искусственной подготовкой данного органа, то есть, по сути, они существуют лишь как субъективные ощущения». Если все эти ощущения «абсолютно не зависят от характера внешнего объекта», тогда роза ничем не отличается по запаху от куска падали, перец и сахар одинаковы на вкус, и нет никакой разницы между синим и красным цветом. Если бы профессор изучал законы тонких сил, он и сам пришел бы к открытию законов химического сродства, например, между красным светом и воспринимающими его в процессе ощущения нервными волокнами, или совершенно иных химических процессов между синим светом и нервными волокнами, и так со всеми прочими цветами. Он бы также с непреложной ясностью понял, что поскольку действие равно противодействию, то объект, воздействующий на нервы сетчатки, столь же важен для ее нервов, как и сами эти нервы важны для объекта; иначе говоря, нервы органов чувств точно так же зависят от характера объекта, как и сам объект зависит от них. Его теория, делая ощущение всем, а объект — ничем, склоняется к той самой системе идеализма, которая сводит на нет окружающий объективный мир, возводя человеческое сознание в категорию всеобъемлющей сущности. Но мы вскоре сами увидим, как он заблуждался, заявляя, что его взгляды «четко изложены в трудах Локка и Гербарта и полностью согласуются с философией Канта». Давно пришла пора отложить все эти спекулятивные философские системы на дальнюю полку, заменив их системой, основанной на природе, и помочь науке выбраться с философских задворок. Иные соображения по этим вопросам можно найти в главе второй. Я лишь добавлю, что, идя на поводу у этих принципов, я никогда бы не открыл ни законов функционирования атомов, ни законов химического сродства цветов, ни их терапевтических или иных свойств, да и великого множества других вещей. Ведь если бы я верил, что сила или восприятие силы «ни в коей мере не зависит от природы внешних объектов», но всего лишь от чего-то присущего самому разуму, я бы смотрел на вещи лишь с одной стороны, а это наилучший способ не узнать правильно ни одной. Многие наши ученые, в том числе и сам Гельмгольц, гораздо сильнее в практике, чем в теории, так что, несмотря на многие недостатки, мир обязан их открытиям немалым числом великих достижений. — 171 —
|