Империя знаков

42

тить его — насиловать автомат — недопустимо гру­бое обращение, такое позволяют себе лишь наши за­падные мошенники): путь шарика предопределен единым броском, подобным вспышке.

Для чего необходимо это искусство? Для того, что­бы поддерживать порядок питания. На западе ма­шина символически воспроизводит проникновение: речь о том, чтобы одним метким ударом завладеть красоткой, которая, высвеченная на табло, разжигает желание и ждет. В Пашинко — никакого секса (вооб­ще в Японии — в той стране, которую я называю Япо­нией, — сексуальность присутствует в сексе, а не где-либо еще; в Соединенных Штатах наоборот — сексу­альность повсюду, но только не в самом сексе). Здесь аппараты — кормушки, выстроенные рядами; игрок ловким движением, повторяющимся в таком быст­ром темпе, что оно кажется непрерывным, питает ма­шину шариками; он загружает их так, словно откарм­ливает гуся; время от времени переполненная маши­на разражается грудой шариков; всего за несколько йен игрок как бы символически осыпается золотом. Отсюда становится понятной вся серьезность игры, которая противопоставляет капиталистической ску­пости и задержкам зарплаты этот обильный поток серебряных шариков, который в одночасье наполня­ет ладони игрока.

ЦЕНТР — ГОРОД, ЦЕНТР — ПУСТОТА

Говорят, что города с прямоугольной планировкой (такие, как Лос-Анжелес, например) порождают глу­бинную тревогу, ибо нарушают в нас кинестезическое ощущение, связанное с пространством города, — ощущение, требующее, чтобы в этом пространстве был центр, куда следует идти, откуда возвращаться, некое целостное место, о котором мечтают, куда на­правляются или откуда возвращаются — одним сло­вом, по отношению к которому осознают самих се­бя. По множеству причин (исторических, экономиче­ских, религиозных, военных) Запад слишком глубоко усвоил этот закон: здесь все города имеют концент­рическое строение; кроме того, сообразно с движени­ем самой западной метафизики, для которой всякий центр является местом истины, центр наших городов всегда заполнен: это знаковое место, где собраны во­едино все завоевания цивилизации: духовность (с ее храмами), власть (с ее кабинетами), деньги (с их бан­ками), торговля (с ее магазинами), речь (с ее площа­дями, кафе и прогулками): отправиться в центр зна­чит пойти навстречу общественной «истине», при­частиться высшей полноте «реальности».

Город, о котором я говорю (Токио), представляет