|
Сегодня ночью я спал неспокойно. Под утро, во сне боролся с какими-то людьми, наверное, под влиянием слышанного вчера, что Целм рассказывал о своём отце как о физически совершенно бесстрашном человеке. И внезапно в воздухе всплыла маленькая вырезка из какой-то русской газеты, серая, скромная, где буквами покрупнее было напечатано «Учитель», но дальше я не успел прочесть. Сразу проснулся и не мог понять, что это значит. Возможно, есть какой-то смысл. Лукин опять мне сказал, что он думает, что всё же не было смысла Элле идти в медсестры, ибо у нас самих в Обществе будет много работы. Я сказал: в этом случае она, согласно закону соизмеримости, откажется от школы <медсестёр>, но пока она практически работает там, и Учению всё же следует. 6 декабря. Воскресенье, вечером Сегодня вечером у нас опять серебристые, нежные мгновения, когда мой друг со мной. По четвергам встречаемся только в Обществе. Теперь работа несколько легче, но спать всё же у неё времени остаётся мало, и совсем не хватает его для своей души. Больные Эллу полюбили, называют «милой сестрой», ждут. Знаю, любви в Элле много, было бы сил столько же! Нет во мне того спокойствия, которое было когда-то. Обо всём слишком переживаю, долго и глубоко, наверное, не надо так мучиться. Не думаю, что это нервность. Я всегда в работе, но нет больше единой работы, в мелких делах душа крошится. Но жажду и жажду чего-то одного и большого. Энтузиазма во мне столь много, но зачастую он ржавеет под туманом. Светом загореться – это моя молитва! 27 декабря. Вечером третьего дня праздника Что за власть нас опять оторвала друг от друга? Сорок восемь часов мы были вместе. Разве нет у нас многого, за что вместе бороться, вместе решать, о чём вместе мечтать и реализовывать? Неужели наш совместный труд изо дня в день не был бы ценнее и насыщеннее внутренней радостью и энтузиазмом, нежели теперешний? Был бы это путь служения, которым идём, знали бы мы, что этим кому-то творим благо, не возникало бы тогда этих вопросов. И я всегда нахожусь в лучшем положении, чем мой друг. Пусть бывает мне одиноко, пусть иногда жутко грустно, но она чувствует себя как солдат в казарме. Нигде ни любви, ни тепла. Духовная чужбина, и это нелегко. Всё же чувствую, что скоро всё решится. Новый год – будет и новая перспектива в судьбе. В Обществе боремся теперь за Знамя Мира Рериха. Сегодняшний день Американское общество <Рериха> провозгласило Всемирным днём Знамени Мира Рериха. Нам они велели обратиться ко всем церквам, чтобы они говорили об идее мира и прочли послание Рериха о мире и культуре[21]. Во многих местах обещали, но в конце концов обманули, всё – безуспешно! Особенно Доктор с такой решимостью взялся за дело. Он и ходил к главным представителям церквей. Самым горячим образом пытался он убедить Ирбе, но тот не обещал. И так лучше, ибо другие обещали, но обманули. Я, со своей стороны, хотел где-нибудь напечатать об этом дне. Но у нас ведь нет прессы. Какой грязью облеплены двери любого периодического издания! Надеялся прочесть речь по радио, но – поздно. Разрешили только информацию. Зато обещали разрешить лекции на другие темы, потом. Несколько дней я переживал, как много энергии приходится растрачивать напрасно, сколько часов, а зачастую и дней. Но затем подумал: разве устремление в благом направлении, разве самая горячая мечта и поиск уже не приносят столько же, сколько внешнее осуществление, ибо возвышенные мысли насыщают пространство! — 33 —
|