|
20 октября Многое, многое было пережито, передумано. Раза два-три в неделю встречаюсь со своим другом. В воскресенье весь день мы были вместе. Хорошо, что она попала на заседание нашего Общества, много было значительного. Лукин повторил и несколько проектов, которые я в прошлый четверг ему вручил. И сам полон новых планов, в настроении нового пути Общества. Ждёт прихода картин. Стремится начать осуществление <планов>. Первая задача – выпустить с большими комментариями воззвание к женщинам. В четверг едет в Париж встретиться с мисс Лихтман[19], прибывающей из Индии. Обретёт много нового, надеется на духовную поддержку. Затем, наверно, отправится в путешествие по Европе – к некоторым обществам Рериха. Будет новый опыт, новые мысли. В воскресенье я решил составить антологию, посвящённую матери, и теперь я – в напряжённейшем труде. Этот труд легче и чётче утолит тоску одиночества. Далее – надо писать и о Рерихе, в связи с ожидаемой выставкой картин. Моему другу в операционном зале поначалу было невыразимо трудно. Тяжёлый, жаркий воздух, великое внимание. Главное – она сама только что поднялась после операции. Очень утомлена. Ночью получается спать не более шести часов. Теперь будто бы привыкла, сжилась. Только температура не спадает, опасается, как бы не уволили. Быть может, это к лучшему. Было бы хорошо, если бы судьба вместо нас думала и сомневалась. Жизнь бы у нас расцвела, возродилась. Есть тропы и дороги, где ум наш ничтожен. 15 ноября. Воскресенье, вечером То, что я не осмелился взять на себя судьбу Эллы, определить её, что позволил Элле самой решить, возможно – моя наибольшая, наисерьёзнейшая вина. Женщина ведь ждёт, чтобы мужчина был активнее. Мужчине следует всё определить, взвесить, согласовать. Женщина ведь ждёт, чтобы некто более сильный вёл её. Трудности, активность, труд – это всё теория. Трудности благодатны, если в них пылает сердце. Но если в них надо унижаться, идти через силу, терзать себя... Элла становится всё нервнее. Если так продолжится долго, не знаю, что будет. Спать может шесть часов, почти восемнадцать часов – на ногах в напряжённом внимании и труде. И в старших сестрах, во врачах много духовной суровости, даже жестокости. Если нет обычной работы, заставляют делать нечто иное, не приходит даже в голову, что необходимы мгновения и для своей души. Если бы это было раньше, в юности, Элле было бы легче. Теперь для физического труда она слабее. И каждый нелюбезный жест ранит больше. Терзает и мысль: не напрасно ли всё это, в конце концов? Энергия исчезает с каждым днём, и, быть может, когда-то, когда придёт гость небесный, этой энергии уже не станет. И больше всего мучает издёрганная жизнь – женщине труднее всего служить двум господам. Оттого наши встречи нередко отмечены терновыми муками. — 31 —
|