|
Ещё хочу рассказать о своём докладе на радио, чтобы охарактеризовать обстоятельства и психологию. Когда я просил разрешения прочесть доклад о Рерихе, А.Залитис мне сразу же разрешил. Он, видимо, не был проинформирован о том, что за опасный человек этот Рерих! Ибо недельки через две я внезапно узнаю, что вопрос о моём докладе рассматривался на заседании радио и отклонён. Рерих будто бы сектант и мистик (я ответил, что Рерих всю свою жизнь борется против сектантства и фанатизма!). Односторонность проявил на радио, кроме директора Смилги, и мой тёзка критик Рудзитис. Я немедленно нашёл Залитиса, и тот мне в конце концов сообщил решение Смилги, что по поводу моего доклада он будет говорить с самим министром Б<ерзине>м. Да, великая честь оказана мне, что по такому мелкому делу утруждают министра! Но здесь таится угроза престижу Общества! А что если Б<ерзинь> откажет?! Здесь уже не просто вопрос доклада, о котором я бы много не печалился, – здесь приходится защищать честь Общества, чтобы Б<ерзинь> своим решением случайно не поставил наше Общество в неудобное положение. Нам самим надо было первыми попасть на приём к Б<ерзиню>! Мой разговор с Залитисом состоялся в понедельник, а во вторник мы с Валковским пытались пробиться к Б<ерзиню>. Всё же нам это не удалось, но обещали – на следующую пятницу. Я позвонил Дуцману, и он долго говорил со Смилгой, своим знакомым, и всё же окончательно его убедить не удалось. Он сказал: «Я представлю ваши аргументы министру, если он разрешит, то пусть доклад зачитывается». В четверг я позвонил Залитису. Оказалось, что и Смилга не попал на приём к министру, ибо на аудиенции было слишком много людей. Тогда Залитис направился ещё раз к Смилге, и на этот раз, наконец, Смилга разрешил. Притом сказал следующее: «Хотя мне всё это дело Рериха несимпатично, но ради Рудзитиса, который написал доклад, я разрешу». Выяснилось, что Смилгу смутили слухи, которые он, очевидно, косвенно услышал от проф. Шмидта. Как известно, Шмидт в своём докладе в Доме Латышского общества выступил против Рериха, таким же образом он выступал и на лекциях народного университета. Так приходится бороться в эту эпоху духовного мракобесия и невежества. Наконец, 10 октября актриса Эмилия Виестур прочла мой доклад на Рижском радио, в девятнадцать часов ноль пять минут, чтение длилось двадцать минут, но в девятнадцать тридцать ей надо было быть на сцене театра Дайле. Позже Виестур было указано, что какое-то предложение в моём докладе кому-то не понравилось. Доклад предъявлялся заранее на цензуру Залитису. Мудрили мы, которое же это предложение, не то ли, что «должны стать прекрасными и тюрьмы»? Так мы и не узнали. — 212 —
|